Призрак со свастикой - Александр Тамоников

— Где замок? — перебил Верест, раскладывая карту.

— Я никогда там не была, — надула губы горничная.

— Тут, — ткнул в карту пальцем Репницкий, подойдя к ним.

Указанное место находилось за городом, в северо-западном направлении, в стороне от железной дороги, протянувшейся на запад. Это были уже предгорья, извивалась речка Лея, петляющая и по Креслау. Замок Мезель значился на карте. Населенных пунктов поблизости не было. По прямой до городских предместий было километра четыре.

— Когда в последний раз господин Леманн посещал баронессу в замке? — спросил Павел.

— Я подозреваю, что примерно за неделю до того, как он… уехал, — выдавила горничная. — Герр Леманн всеми днями был страшно занят, ну, вы понимаете… Его чуть не убило осколком разорвавшегося снаряда… Он появился уже к вечеру, помылся, переоделся и уехал на своем «Мерседесе» в сопровождении мотоциклетного экипажа… Вернулся через пару часов, какой-то раздосадованный, нервный, от него пахло духами… Я уже знала, как пахнут духи баронессы, она пользуется французским парфюмом «Femme» фирмы «Роша»… После этого, мне кажется, они не встречались…

— Я не понимаю, — пробормотал Верест, — если это было 22–23 апреля, то разве кольцо вокруг города еще не замкнулось? Гауляйтер и его любовница свободно шастают туда-сюда, и никакая пуля их не берет…

— Там не было наших войск, — пояснил Репницкий. — Мы пробивались с севера и юга, в той местности дальше Пандау не прошли. Образовался выступ длиной в десять километров. А южнее — горы, где только альпинисты и пройдут. Так что могли безбоязненно использовать эту дорогу. Рисковал, конечно, гауляйтер, наша разведка забредала и в эти края…

— Свободны, фрау Кирхнер, — бросил горничной Павел и добавил: — Из города не выезжать!

Обрадованная горничная устремилась к выходу. Офицеры задумчиво смотрели, как она спотыкается на пороге. Джентльменов в этот момент не нашлось, и дверь громко захлопнулась.

— Ну, и что с того? — озадаченно почесал лысеющую макушку Сенцов. — Подумаешь, любовница! Если у гауляйтера были к баронессе любовные чувства, он забрал ее с собой. Если нет, то она сидит в замке, занимается какой-нибудь хренью и ни о чем не знает.

— Баронесса играла в башне замка Шопена… — с деланой мечтательностью изрек Репницкий.

— И, внимая Шопену, полюбил ее гауляйтер, — хохотнул Сенцов.

— И чего сидим, ржем, хреновы ценители буржуазной поэзии? — рассердился Павел. — Немедленно прояснить судьбу баронессы! Ее могли допрашивать.

— С какого борща бы ее допрашивали, — проворчал Репницкий, — если мы о ней только сейчас узнали. Ладно, спрошу у Сысоева, он занимался этими замками. Покурите пока.

Он удалился. Курить пришлось минут двадцать, в нетерпении поглядывая на часы. Сенцов перелистывал протоколы допросов, что-то мерил циркулем на карте, бурча под нос. Репницкий влетел в помещение с возбужденно горящими глазами, словно уже где-то принял.

— Все правильно, Павел Сергеевич, есть такая баронесса! В Управлении ее не допрашивали, но она есть! Разведчики старшего лейтенанта Шершнева после взятия Креслау несколько дней зачищали замки, искали в них прячущихся фрицев. Дважды в бой вступали. В Мезель тоже нагрянули, застали там даму печального образа и при ней пару служанок, которым некуда податься. Фрицев не застали. Шершнев — бывший прокурорский работник, все не может избавиться от своих протокольных замашек, прямо на месте и допросил барышню под протокол. Мол, кто такая, кто хозяин, в чем замешаны, где состояли. Забирать ее не стали — вроде не за что, помялись и свалили, предупредив: мол, пока живите, гражданка баронесса, но сильно не обольщайтесь, все замки скоро будут конфискованы в собственность трудящихся новым народным правительством! Так что никуда она не сбежала со своим любовником — в первой декаде мая была здесь!

— Надо съездить, — захлопнул папку Верест, — развеяться перед ужином. Если «пустышка» — будем дальше копать. Машина во дворе, Сенцов, предупредите своих сотрудников. Репницкий, организуйте пару бойцов. Выезжаем через десять минут.

У КПП на северо-западном выезде из Креслау стояла небольшая, но плотная очередь. Несколько автомобилей, пешая публика с баулами и чемоданами. Ефрейтор Павленко — молодой чубатый боец — пристроил «газик» к бамперу видавшей виды «полуторки», вопросительно глянул на Вереста. Тот повертел головой, вышел из машины. Зашевелились сидящие сзади офицеры и младший сержант Давлаев — черноусый осетин. Стоять в хвосте «гражданской очереди» — себя не уважать. Поток гражданских, желающих покинуть город, в последние дни начал спадать. Советское командование решило приструнить не в меру рьяных поляков, третирующих немецкое население. Не стоит, ребята, лезть поперек батьки (читай, НКВД и НКГБ). Рановато считать эту землю своей, пока не созданы политические предпосылки и не сформированы нормальные управленческие структуры.

Павел махнул рукой — выворачивай, а сам вразвалку двинулся к контрольному пункту. За улицей Хайзершмидт обрывались городские предместья. Дома в этой части города подвергались какому-то «выборочному» обстрелу — одни лежали в руинах, другие стояли, как новенькие. На севере находился Пандау — небольшой городок с аэродромной полосой, возможно, этим и обусловливался интерес советских артиллеристов. КПП досталось новой власти в целости и сохранности — полосатая будка, шлагбаум, грозный заслон из мешков с песком. Очередь задерживал старенький грузовик с поляком-водителем. Он о чем-то препирался с сержантом, показывал бумаги. Красноармейцы рылись в кузове, ворочали мешки. Ничего криминального там, понятно, не везли (не полный же идиот этот поляк), но служба есть служба. Люди терпеливо ждали, неприязненно косились на лезущий без очереди «козлик». За грузовиком ожидал своей очереди новенький «Виллис» с тремя офицерами. Все подтянутые, рослые, ни капли жира, хмуро курили. Верест покосился на них с недоумением: вагон времени у парней? Те тоже покосились без всякого уважения — на лбу у капитана не горело огненными буквами Смерш. Он встал у шлагбаума, с любопытством осмотрелся. В этой части города бывать не приходилось. Напрягся часовой за барьером. Павел показал ему красное удостоверение с тиснеными золотыми буквами, и он тут же подтянулся, взял оружие по уставу.

— Павел, поехали, на хрен, чего тут стоять? — забубнил в затылок Сенцов. — Не пропускать же всю эту компанию?

Дежурного по КПП, похоже, уболтал говорливый поляк. Он бросил своему подчиненному, чтобы вылезал из кузова — хватит, мол. Красноармеец спрыгнул на щебенку. Поднялся шлагбаум. Обрадованный поляк прыгнул в кузов и дал по газам. Облако дыма вырвалось из выхлопной трубы. Верест дал отмашку, ефрейтор Павленко стал с готовностью выкручивать баранку, вклиниваясь в узкое пространство. Сержант заприметил красную книжицу, закивал: без проблем, товарищи, вам везде у нас дорога (да, собственно, и почет), начал семафорить круговыми движениями. Шлагбаум снова пополз вверх.

— Товарищи, вы совсем-то не наглейте, — процедил капитан из «Виллиса», отрываясь от капота. — Вы не одни такие, у всех служебная необходимость. Куда лезете?