Ленин - Борис Вадимович Соколов

Речь шла всё о том же пломбированном вагоне. Кстати, эту идею предложил сам Ленин ещё тогда, когда надеялся проехать в Россию через Англию и писал Ганецкому: «Прошу сообщить мне… согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии… на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им… вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена».[130] На практике эти условия пригодились Ганецкому и Платтену для переговоров с представителями не британского, а германского правительства.

Инесса приехала в Берн и присоединилась к отъезжающим. Перед отбытием, которое отложили до 9 апреля, всем пришлось подписать обязательство соблюдать условия проезда через Германию и всецело подчиняться распоряжениям Платтена. Кроме того, Ильича и других пассажиров пломбированного вагона предупредили, что Временное правительство грозит привлечь к суду по обвинению за государственную измену тех русских подданных, что будут возвращаться в Россию через Германию. По воспоминаниям немецкого социал-демократа Вильгельма Мюнденберга, Ленин всё время повторял: «Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад».[131] А большевик П. Иоффе, находившийся в те дни в Цюрихе, утверждал: «На трусливые разговоры липовых интернационалистов о том, что немецкий кайзер, пропуская большевиков, имеет свои определённые цели, Ленин решительно отвечал: “Мне нет дела до целей кайзера. Какая, в конце концов, разница, чего он хочет? Я знаю одно – я должен быть там, а не здесь…»[132] Положим, о целях-то кайзера Ленин знал превосходно. Только дурак мог не догадываться об этих целях: использовать большевиков для разлагающей пропаганды, чтобы вывести Россию из войны. Но Владимир Ильич считал себя безмерно выше «липовых интернационалистов» и большой беды в победе Германии над Россией не видел, если такой ценой будет куплена победа социалистической революции.

Генерал Эрих Людендорф, выполнявший функции начальника штаба при фактическом главнокомандующем германской армией фельдмаршале Пауле фон Гинденбурге, вспоминал: «Помогая Ленину проехать в Россию, наше правительство приняло на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданным. Россию нужно было повалить».[133]

В действительности никакого «запломбированного вагона» не было. На самом деле с помощью эстонского социалиста Александра Кескюлы было достигнуто соглашение о том, что во время транзита через Германию социал-демократы не покинут поезд, а выехать из Швейцарии смогут только те, против кого не будет возражений со стороны германского Генерального штаба. В соглашении оговаривался и маршрут поезда. Всего в вагоне находились 33 человека. На практике выходить из поезда на станциях пассажирам разрешалось, чтобы посетить станционные буфеты. Поэтому из четырех дверей были опломбированы лишь три. Пломбировка должна была символизировать, что русские эмигранты не вступают на германскую территорию, иначе их пришлось бы интернировать, как подданных державы, с которой Германия находится в состоянии войны. 11 апреля 1917 года в телеграмме, посланной сопровождавшими путешественников двумя германскими офицерами, сообщалось: «Путешествие русских было исключительно приятным… От имени русских немецкому правительству была высказана большая благодарность за сотрудничество… В Берлине мы обеспечили детей молоком…»[134]

Через Германию ехали без приключений. Дорога заняла целых четыре дня. 13 апреля поезд прибыл в балтийский порт Засниц. Отсюда отправлялся паром в шведский порт Треллеборг. В шесть часов вечера пассажиры пломбированного вагона прибыли туда, а ночью уже обычный вагон обычного пассажирского поезда повёз их в Стокгольм. Там Ленина и его спутников встретили депутаты шведского риксдага Карлсон, Линдхаген, Штрем и др. До отхода поезда в Финляндию оставалось ещё некоторое время, и они вместе со шведскими друзьями решили прогуляться по городу. Тогда и был сделан исторический групповой снимок – единственный, на котором Арманд запечатлена вместе с Лениным (и Крупской).

На финской границе путешественники сели в финские повозки – вейки. На них добрались до ближайшей станции, где сели в вагоны третьего класса. Владимир Ильич и Надежда Константиновна не были в России десять лет, Инесса – четыре года. Впереди была триумфальная встреча в двенадцатом часу вечера 3/16 апреля на Финляндском вокзале в Петрограде и брошенный Лениным с броневика лозунг: «Да здравствует социалистическая мировая революция!»

А.Д. Нагловский вспоминал: «Теперь уже стало известным, что до приезда Ленина в Россию большевицкая партия пребывала в состоянии полной растерянности. Мне, как “очевидцу”, тогдашнему члену партии, остается этот факт только подтвердить: без директив “вождя” в 1917 году в партии шел невероятный разброд. Приезд Ленина считался совершенно необходимым, хотя надо сказать, что тогдашнее большинство видных партийцев ждало Ленина с опасениями, предчувствуя, что в этом хаосе Ленин сразу займет крайнюю атакующую позицию в отношении Временного правительства и Совета рабочих депутатов.

Таврический дворец тех дней, где заседал Совет, представлял тревожную картину. На трибунах – головка Совета: лидеры меньшевиков и эсеров. Где-то по кулуарам растерянно мечутся, мнутся, пробегают большевики – Стасова, Бубнов, Сталин, Каменев, Стеклов и другие. А зал залит революционной толпой, производившей, надо сказать, самое гнетущее впечатление. В большинстве это был, конечно, не народ, а большевицки настроенный охлос, на который и оперся в скором времени Ленин. Но пока что речами Чхеидзе, Церетели, Керенского даже в самом остром вопросе – о войне – этот охлос сдерживался все-таки на позициях оборончества, хоть и было ясно, что скрепы, пролегавшие от трибуны в зал, чрезвычайно хрупки. Хрупкость обнаруживалась ежечасно».[135]

Нагловскому запомнился приезд Ленина на Финляндский вокзал: «Приехавшего Ленина я увидел на вокзале. Этот приезд достаточно описан в литературе, и я не коснусь его подробностей. Скажу только, когда я увидел вышедшего из вагона Ленина, у меня невольно пронеслось: – «Как он постарел!» В приехавшем Ленине не было уже ничего от того молодого, живого Ленина, которого я когда-то видел и в скромной квартире в Женеве и в 1905 году в Петербурге. Это был бледный изношенный человек с печатью явной усталости.

Приняв поздравления, Ленин ответил на них известной демагогической речью. Для всех стало ясно, что Ленин совершенно готов к продолжению заговорщицкой борьбы. И он повел ее из дворца Кшесинской.

Впечатление о сильной «постарелости» Ленина подтвердилось и в последующие дни, когда я часто встречал его в этом дворце. Весь вид Ленина был резко отличен от прежнего. И не только вид. В обращении исчезли всякое добродушие, приветливость, товарищеская легкость. Ленин этого времени по всей своей цинической,