Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

Сложно было представить, но больше всего отношения были натянуты между двумя самыми обходительными на обеих лодочных станциях личностями. Еще с времен, когда Кай Эбрайт сам тренировался, он знал, как много Джордж Покок значит для Вашингтонской гребной программы. И по мере того как создавал свою, он все больше стал над этим задумываться.

Отчасти его возмущение касалось оборудования – у Кая появились некие подозрения. Практически каждый тренер в стране, а соответственно, и Эбрайт, к поздним 20-м годам стал закупать почти все снаряжение у Джорджа Покока, так как он вел независимый бизнес в своей мастерской в вашингтонском лодочном домике. Кедровые лодки и еловые весла Джорджа теперь по всей Америке считались непревзойденными в плане мастерства изготовления, долговечности и, что самое важное, скорости на воде. Это были произведения искусства, такие изящные и гладкие, что они, казалось, неслись к победе даже лежа на стеллаже. К середине 30-х годов восьмиместная лодка Джорджа Покока стоила столько же, сколько и новая модель «Кадиллака – Ласалль» от «Дженерал моторс». Но Эбрайт, поддавшись слухам, о которых упоминал еще его отец, стал подозревать, что Покок посылает ему второклассное или испорченное оборудование, чтобы помешать главному противнику Вашингтона. Он написал злобное письмо мастеру: «Мой друг слышал, как Вы говорили, что та лодка, на которой будет ходить Вашингтон, гораздо лучше той, которую Вы изготовили для Калифорнии в этом году». За следующие несколько месяцев целый ряд еще более резких обвинительных писем из Беркли поступило в почтовый ящик Джорджа Покока. Каждый раз британец вежливо и дипломатично отвечал, заявляя, что оборудование, которое он отправил Калифорнийскому университету, было абсолютно идентичным тому, которое он предоставлял Вашингтонскому или любому другому университету в списке его заказчиков: «Вы можете забрать снаряжение у Вашингтона, университет с удовольствием поменяется с Вами лодками, – писал он. – Выбросьте из своей головы и из голов Ваших ребят мысль, что они получают лодки от врага. Это абсолютно не так. Моя работа всегда лучшая, особенно если это касается улучшения соревновательности в гребном спорте». Но Эбрайт оставался подозрительным и продолжал нападки на Покока: «Это абсолютно естественно для моих ребят – чувствовать, что они получают снаряжение от врага. Это задевает их моральные принципы, и нам тяжело таким образом соревноваться на равных условиях».

Пытаясь договориться с Эбрайтом, Покок был в очень трудном положении. К 1931 году последствия Великой депрессии вылились в исчезновение многих команд по всей стране, а оставшиеся очень резко сократили покупку нового снаряжения. Как бы ни были хороши его лодки, Покок в итоге едва удерживался в бизнесе и вскоре стал отсылать письма тренерам по всей стране, умоляя дать ему заказ. Эбрайт, казалось, не упускал возможности отомстить за ту несправедливость, которую он вменял Джорджу. В письмах мастеру он угрожал, что начнет покупать оборудование у английских поставщиков, запрашивал понижение цены, настаивал на улучшении дизайна, если уж он все-таки соблаговолит заказать оснащение у него. Снова и снова Покок объяснял Каю, что он в отчаянном положении и не может снизить цену: «Никто из тренеров, заказывавших у меня лодки в этом году, даже не заикнулся об этом. Люди понимают, что они того стоят». Но Эбрайт только сильнее упрямился: «Вы не сможете долго держать цены на прежнем уровне, платить такие деньги скоро будет просто невозможно… Нет у Вас больше курицы, несущей золотые яйца».

Однако Эбрайт понимал, что ключом успеха программы Вашингтона было не качество или цена снаряжения Джорджа Покока; это были те уникальные советы, которые он давал гребцам из Вашингтона, а его парням – нет. Эбрайт прекрасно знал, что Покок обладает глубоким пониманием каждого аспекта спорта, отдельных элементов техники, а также психологии победителей и проигравших, и он считал, что Вашингтон не должен обладать исключительным правом на мудрость Джорджа. Когда два университета встречались на соревнованиях, его коробило от вида Британца, сидящего на корточках у пристани и разговаривавшего с командой Вашингтона, или плывущего в катере Албриксона, когда он наклонялся к тренеру и шептал что-то на ухо. Учитывая их географическое расположение, он внезапно стал требовать у Джорджа Покока: «Я повторяю: вам не следует выходить с командой на тренировку… вам следует плавать с нами и давать советы по гребле так же, как и Вашингтону».

Для Джорджа его честность, мастерство и, превыше всего, его честь были важнее жизни. Эти письма ранили его чувства. Не было ни единой причины, по которой он должен был Калифорнии что-то большее, чем просто качественное снаряжение, которое он продолжал им поставлять. Но было и еще кое-что. Когда Калифорния впервые сделала запрос в Вашингтон о новом главном тренере осенью 1923 года, университет предложил должность сначала Джорджу. Покок же считал, что принесет гораздо больше пользы гребному спорту, если будет и дальше строить лодки. И именно он впервые порекомендовал Кая Эбрайта в качестве тренера.

Тем не менее Покок пытался сгладить все недоразумения. Когда команды встречались на соревнованиях, он теперь начал подходить и разговаривать с парнями из Калифорнии. Он помогал им подготовить лодки к гонке. Он взял за правило разговаривать с тренерским составом Калифорнии, предлагая им свои подсказки и советы. Но нападки Эбрайта на Джорджа не прошли не замеченными в вашингтонской команде, и к 1934 году отношения между университетами были, мягко говоря, натянутыми.

К середине весны Том Боллз начал каждый день тренировать первокурсников, но казалось, что развитие пошло в обратную сторону. «Ощущение, что каждый день они плывут все медленнее и медленнее», – жаловался на них строгий и расстроенный Боллз.

Одна из самых больших сложностей гребли в том, что, если один член команды ошибется, от этого пострадает вся команда. Бейсбольная или баскетбольная команда может выиграть, даже если их звездный игрок выбыл из игры. Но требования в гребле таковы, что каждый мужчина – или женщина – в академической лодке очень сильно зависит от других членов команды, чтобы практически безошибочно осуществлять каждый толчок веслом. Движения всех гребцов настолько тесно связаны, так точно синхронизированы, что ошибка или одно неточное движение любого члена команды могут выбить не только всех остальных из темпа, нарушить баланс лодки, но и в целом перечеркнуть успех всей команды. Чаще всего это случается из-за невнимательности одного-единственного спортсмена.

Из-за этого, пока первокурсники Вашингтона старались вернуться в форму, они придумали мантру, которую нараспев выкрикивал во время тренировки их рулевой, Джордж Морри. Он кричал: «М-В-Л, М-В-Л, М-В-Л», снова и снова, в такт ударам весел о воду. Это была аббревиатура фразы «мысли в лодке». Это было напоминание, что с того момента, как гребец садится на свое место, и до того, как лодка пересечет финишную черту, спортсмен должен сосредотачивать свое внимание только на ней. Весь его мир должен сжаться до расстояния между бортами. Он должен всегда удерживать внимание на впереди сидящем гребце и голосе рулевого, который отдает команды. Ничто за пределами лодки – ни соперники, плывущие по соседней дорожке, ни ликование толпы зрителей, ни свидание прошлым вечером – не должно занимать мысли успешного гребца. Но казалось, что никакое «М-В-Л» у них не работает. Боллз решил, что ему придется повозиться с основами техники, механикой, которая позволяет судну плыть по воде – или не плыть.