Угол атаки - Мария Воронова

После армии Юра подавал сразу на заочное отделение, но и там проваливался два года подряд. Скоро лето, и надо решить, подавать документы в этом году, тратить все свободное время на подготовку к экзаменам или смириться, что высшее образование ему не по зубам, и остаться простым любителем истории. Взять хоть его собственного дедушку. Человек нигде не учился, только в гимназии еще до революции, а знает столько, что любого профессора за пояс заткнет. По индуизму, пожалуйста, хоть завтра может лекции читать, и никто ничего не заподозрит. Хотя там, конечно, сам черт ногу сломит, мало того что куча богов, они все еще друг в друга перерождаются…

В принципе, работа у Юры интересная, зарплата будет побольше, чем у историка, так зачем суетиться? Книги и так можно читать. Девушки, конечно, больше любят, когда у парня высшее образование… Нет, не все, далеко не все, но с теми, которым все равно, ему самому скучно.

Эх, какой-то он неудалой уродился. Для капитана не хватает силы духа, а для историка – мозгов, и куда деваться, если нет поблизости Изумрудного города, сходить за смелостью и умом.

Или провернуть такую полукапитуляцию и подать в педагогический? Говорят, там парней берут охотно, а кто после армии, тех вообще с руками отрывают. Юра понимал, что образование там ничуть не хуже, но почему-то манил его именно университет. Он хотел не преподавать, а изучать предмет, сидеть в архивах, сопоставлять источники, участвовать в раскопках…

Он загадал, что если сегодняшний рейс пройдет успешно, без происшествий, то в этом году он отнесет документы в универ, а если нет, то смирится с педагогическим. Или вообще откажется от мечты, не он первый, не он последний.

Здание Двенадцати коллегий осталось далеко за кормой, а вместе с ним и мысли о будущем.

Подошел Михеич и, щурясь, задрал лицо к солнцу.

– Мартовский загар самый лучший, – наставительно заметил он, с хрустом потянулся, подмигнул Юре и негромко запел: – В Багдаде все спокойно, спокойно, спокойно…

– Тьфу-тьфу, – перебил Юра, а сам подумал, что и вправду все в порядке, полмаршрута прошли и ничего не случилось, так что и дальше пойдет без сучка и задоринки.

Он повел катер между опорами моста. Юре нравились такие моменты, под мостом будто крадешься по средневековому туннелю навстречу неизвестности. Волна гулко и таинственно плещет о гранитные плиты, а ты исчезаешь и появляешься снова, может быть, уже немножко другим. Юра улыбнулся и загляделся на каменный свод, где отражались солнечные зайчики от волн, и казалось, что по мосту течет особая тайная река света, видимая только морякам.

Под мостом звуки воспринимаются немного иначе, но гул, который вдруг уловило ухо Юры, был ни на что не похож.

– Что за звук, Михеич?

Матрос прислушался и пожал плечами.

– Пес его знает…

Выйдя из-под моста, они сразу увидели самолет, летящий, как показалось Юре, прямо над водой.

– Низко летит – к дождю, – хмыкнул Михеич, – кино, наверное, снимают.

– Наверное.

Юра рассеянно смотрел, как стальная птица приближается, делаясь все больше и больше, так что ему показалось, будто она задевает брюхом электрические провода на мосту Александра Невского. Почему-то сделалось страшно.

– Могли бы предупредить плавсостав, что будут съемки.

– Ой, кто мы такие…

Михеич не успел договорить. Самолет миновал мост, и только Юра решил, что сейчас он резко взмоет ввысь и исчезнет в небе, как нос, на котором он с удивительной ясностью разглядел голубой серп и молот, коснулся Невы, взметнув высокие водяные крылья. Несколько мгновений из-за столба воды ничего не было видно, а потом Юра увидел, что самолет стремительно скользит мимо них прямо к Большеохтинскому мосту.

Через несколько секунд их ощутимо качнуло на поднятой волне, бегущей к берегу.

Юра вцепился в штурвал, уперся ногами в палубу и стиснул зубы изо всех сил, хоть и понимал, что это никак не поможет самолету затормозить. Но вот скорость стала падать, и самолет остановился метрах в пятидесяти от опор моста.

– Во дают! – восхитился Михеич.

– Давайте подойдем.

– Зачем? Люди кино снимают.

Юра нахмурился. Да, это единственное разумное объяснение произошедшему, но управление речного транспорта должно было предупредить о таких масштабных и опасных съемках, и те бы запретили движение судов в этом районе. Ведь они едва разошлись, сто метров сюда, сто туда, и самолет сел бы прямо им на головы.

– Подойдем, – повторил он.

– Юр, да ты что, зачем? Люди знают, что делают, с какой стати мы встревать-то будем?

Действительно, если это съемки, то киношники над ними в лучшем случае посмеются, а скорее всего, обложат в три погибели, что лезут не в свое дело, а вдогонку напишут докладную начальству, что у них служат идиоты, которые не умеют оценить обстановку, суются не в свое дело и портят дорогостоящие уникальные дубли.

Юра сглотнул.

– Идем себе и идем, – сказал Михеич, – не наше дело.

– Александр Иванович, подойдем, – сказал Юра, не без труда вспомнив настоящее имя своего матроса, – отвяжите плоты и приготовьте спасательные средства.

– Да ну…

– Александр Иванович!

Тот пошел на корму, бормоча что-то на тему «молодые – борзые», а Юра, добавив ходу, за полминуты добрался до носа самолета, который мирно покачивался на спокойной воде и выглядел бы как «метеор», если бы не широко распластанные по реке крылья.

– Помощь нужна? – крикнул Юра в мегафон, как ему показалось, жалким голосом.

Стекло кабины бликовало на солнце, и он с трудом различал за ним человеческие лица. Несколько секунд ничего не происходило, и Юра испугался, что напрасно пожертвовал плотами, которые далеко не факт что получится догнать, и поставил себя в дурацкое положение. Он даже успел покраснеть от смущения, представив, как съемочная группа сейчас смеется над наивным дурачком, но тут раздался звон стекла. Летчик разбивал окно кабины красным цилиндром огнетушителя. Аккуратно высадив все осколки, он высунулся наружу. Седой дед с бровями, Юра и не думал, что такие древние люди могут летать.

– Не помешает, – сказал дед дружелюбно.

– Есть у вас, за что конец зацепить? – крикнул Михеич, появившийся возле Юры со стопкой спасательных жилетов в руках.

– За раму пойдет?

– Пойдет, ловите. – Бросив жилеты на палубу, Михеич метнул свернутый бухтой канат прямо в руку деду. Тот поймал, разбил второе стекло и привязал к металлической раме между окнами.

– Два раза обмотай, балда! – крикнул Михеич, с отвращением глядя, как неумело летчик вяжет узел.

Юра подтянул самолет к берегу, и дотолкал носом так, чтобы концом крыла пришвартовать к сходу с набережной. Там уже столпились люди, стояли у самой кромки воды.