Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

Паникерша.

И дура.

Не может он не посмотреть, не может. Все равно почувствует, что-то вспомнит шестым чувством, потянется, ведь они… они…

Да кто они друг другу теперь?

Пальцы нервно оторвали от хлеба корочку, вилка теперь двигалась не переставая: Лайза равномерно жевала все подряд – помидоры, лук, перец, курицу.

И что отвечать про ворота? Где отыскать правдоподобную версию?

Рука автоматически потянулась к стакану с соком.

Ладно, про ворота она подумает позже, по пути.

Лайза бросила взгляд на привалившиеся друг к другу у ножки стола пакеты – все, она во всеоружии. Ведь не зря она купила такое дорогое и шикарное платье – оно понравится Маку, обязательно понравится, должно. Пусть он зацепится взглядом за его голубую, выделанную под змеиную кожу ткань, пусть обратит внимание, как темно-синий цвет оттеняет ее глаза, пусть нырнет взглядом в ромбовидный вырез над самой грудью – как раз там, где открывается вид на жмущиеся друг к другу в кружевном бюстгальтере полушария.

Нервы снова сдали; Лайза перестала жевать. Пусть этим вечером Мак зацепится взглядом за что угодно – за ее ноги, волосы, глаза, губы, да хоть за задницу, лишь бы последняя потом часами не шла у него из головы, лишь бы ему стало интересно, кто же это такая – таинственная незнакомка, появившаяся на вечеринке у Элли; лишь бы ему захотелось, увидев ниточку, распутать весь спутанный клубок по имени Лайза Дайкин.

А она будет терпелива – переживет то, что придется приходить и уходить, перетерпит вынужденные разлуки, будет приближаться осторожно и неторопливо, лишь бы только вперед, не назад…

Потому что единственное, что может надломить ее этим вечером, – это равнодушие зеленовато-коричневых глаз. Пустота. Полное безразличие.

«Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо», – убеждала она себя. Через минуту пустая сковородка была отодвинута на противоположную сторону стола; Лайза притянула к себе стакан с недопитым соком.

Не верится, что сегодня она увидит его, будет сидеть с ним за одним столом, говорить с ним.

Кажется, с тех пор, как она в последний раз имела возможность любоваться Чейзером с расстояния вытянутой руки, прошла целая вечность.

Спустя десять минут, расплатившись и подхватив с пола объемные пакеты, темноволосая посетительница покинула кафе. А еще через два часа – прихорошившись, переодевшись и причесавшись, – она совершила удивительное открытие: этим утром ей было легче уйти с работы, чем протянуть трясущуюся руку и заставить себя надавить на выпуклую, встроенную справа от резной двери кнопку звонка. Увидев припаркованный перед домом Рена ряд из дорогих автомобилей, она оробела.

* * *

Если так пойдет дальше, ей на всю оставшуюся жизнь защемит лицевой нерв, и она останется кривая и определенно косая.

Не смотреть. Не смотреть. НЕ СМОТРЕТЬ.

Все, чем Лайза занималась последние несколько минут, – это заставляла собственные глаза не скашиваться в сторону – туда, где напротив и чуть левее сидел за столом Мак Аллертон. Это было непростое испытание для ее нервной системы.

О, как же тяжело! Она чувствовала его платьем, кожей, голыми руками, кружевными трусиками и, кажется, даже кончиками волос. Так близко и так далеко. А ее глаза, как камеры с мигающей в них красной лампочкой «Запись включена», желали сфокусироваться лишь на одном-единственном объекте – одетом в темную футболку и черные джинсы темноволосом мужчине.

Боги, как, спрашивается, представитель мужского пола может выглядеть настолько сексуально не в пиджаке и брюках, не в белой накрахмаленной рубашке, не по пояс голый или же в одних трусах, а в обычной футболке?! Куске ткани безо всякого рисунка, натянутой на голое тело!

Ей хотелось видеть все: как он держит вилку, как касается салфеткой губ – этих чертовых губ, при виде которых у нее сводило не только живот, но и разум. Глаза-камеры хотели записать – навсегда отложить в памяти и сохранить – каждую деталь: усмешку, возникающие при ее появлении в уголках глаз морщинки, поворот головы, линию шеи. Заснять широкий разворот плеч, скользнуть по накачанным бицепсам, прошествовать по груди, пересчитать на подбородке щетинки.

Нет, она определенно становилась кошкой из мультика с маслеными глазами и летающими вокруг головы сердечками: осталось только поставить на стол локотки и призывно захлопать ресницами – и тогда всё, конец, дело проиграно! Аллертон в жизни не посмотрит на влюбленную с первого взгляда, разлегшуюся готовым на все у его ног ковриком дурочку.

«Держи себя в руках! Делай вид, что его вообще не существует. Его нет, его нет, его нет!»

Но он был.

Разговаривал, смеялся, сидел напротив, изредка таскал с салатной тарелки оливки, и закидывал их в рот, и потягивал из стакана вишневый морс, – и она ежесекундно боролась с проклятой шеей, которая мечтала только о том, чтобы дать голове шанс повернуться в нужную сторону.

«У тебя тоже есть оливки. Вот на них и сосредоточься!»

Несмотря на появление в компании нового незнакомого человека, ее встретили приветливо и даже дружелюбно, почти без настороженности. Первым к ней подлетел Дэйн и тут же сгреб в объятья, похлопал широкой лапищей по спине и представился: самый лучший парень в компании. А после поздоровались и остальные: Халк, Шерин, Аарон, Баал, Дэлл и Стивен. Последнего в объятья хотелось сгрести ей самой – оказывается, она соскучилась по доктору.

Руку Мака Лайза пожала со стеклянными глазами. Несмотря на его удивленный в момент узнавания взгляд, она умудрилась не пошатнуться на двенадцатисантиметровых шпильках, вежливо улыбнуться и первой выпустить его пальцы из своих. Первой отвернуться, первой сделать вид, что он ей неинтересен.

Один – ноль в ее пользу.

Но получасом позже игнорировать близкое присутствие Аллертона в одной комнате стало практически невозможной задачей. Что-то в нем было магическое, жаркое, зовущее, не позволяющее забыть о том, что он находится так близко – всего в полутора метрах, если быть точной, – в ней определенно включился внутренний измеритель дистанции.

Узкое – ее распрекрасное, синее и такое дорогое – платье слишком сильно сдавливало бока; рот пересыхал; искусно приготовленные Антонио королевские креветки в оливково-чесночном соусе с пряными травами смотрели с тарелки черными глазами-бусинами; Лайза аккуратно – больше для занятости рук, нежели для последующего съедения – расчленяла их ножом. Завитые и распущенные волосы лезли в тарелку – она не откидывала их с одной целью: не дать увидеть сидящему напротив мужчине, что ее щеки покрыты красными пятнами. Ведь покрыты? Так почему-то казалось.

«А где Меган? – то и дело в порывах забытья хотелось ей спросить сидящего справа Дэлла. – Почему она не пришла?»

«Нельзя! – тут же шипела она на себя мысленно. – Ты не знаешь о Меган! Ты вообще тут ни о ком ничего не знаешь, ты помнишь об этом?!»