Лучший полицейский детектив - Вадим Молодых

они мне нужны!», но сдержался, дабы личную трагедию несчастного влюблённого не усугублять своим несерьёзным к ней отношением. Антон, между тем, отметил, что они всё больше отдаляются от заветного двора. Мало этого, оклемавшийся от внезапности доктор, по виду сначала принимавший его за психа, уже перестроился из правого ряда в центральный и ехал теперь вполне себе уверенно.

— А на фига вам квартира? Работы, что ли, не хватает?

Он всё-таки отпустил доктора совсем — не хватало ещё вляпаться куда-нибудь.

— Ну, Антон… Девушка же… Это для умудрённой замужней какой-нибудь — трижды уже замужней! — встречи на стороне романтичны. Служебный роман, то да сё. Дежурство, новая недомашняя обстановка, острота, адреналинчик — вот её романтика, которая усиливает-украшает желание… Когда скрип старого домашнего дивана вызывает только мысли о покупке новой мебели… А это! Девушка же совсем! Для неё романтика пока ещё — это свой дом, в смысле, без родителей… Свой муж… То да сё… Ну, я и согласился квартиру снять… Не покупать же ей!..

На последней фразе, неосторожно и цинично вырвавшейся-таки из контролируемого плена риторики, Томас осёкся и замолчал.

— А кто хозяин этой хаты?

— Да бабка какая-то… Я толком и не знаю… А зачем тебе?

Малой снова уверенно завёл руку за шею водителя, давая понять, что тот рано расслабился. Машина опасно вильнула.

— Да это не я договаривался! — заголосил испугавшийся доктор. — Это она! Я только деньги даю.

— А не боишься переплатить?

Молчание. Непонятно было, от чего: то ли от угаданного червячка в мозгу доктора, то ли от его не предполагавшегося ранее наличия. Антон надавил посильнее… Не рукой — вопросом:

— Или девка такая сладкая, что о деньгах даже думать не хочется?

— Это нетактичный вопрос, — только и придумал, что сказать на это доктор, будучи снова испуганным и максимально осторожным в высказываниях насчёт дамы.

— Ладно. Расслабься, док. Во сколько у вас стрелка?

— С кем?

— С любовницей! С кем… Свидание когда?

— Антон, перестань! — джентльменская решительность была озвучена весьма истерично. — Я тебя прошу…

— О чём?

— …Она здесь не причём! — вторым и главным смыслом этого возгласа было «Я здесь не причём!».

— Успокойся, док. Раз ты приехал, значит и она придёт. Поворачивай обратно, вези меня назад. И тогда всё — можешь быть свободен. Ты мне больше сегодня не понадобишься.

— Нет! — Томас опять справился с волнением.

— Что значит нет?

— Нет! Не поедешь ты туда…

— Ах ты!..

Антон снова попробовал придушить доктора, но теперь тот стал откровенно сопротивляться. Завозились. Водитель вертелся, пытаясь выскользнуть-вырваться, изгибался и упирался — то в педаль газа, то в педаль тормоза. Машина с коробкой-автоматом дёргалась и виляла недолго. Резко припустив и забрав влево, она правым крылом вскользь прошлась по впереди идущему бамперу, врезалась в отбойник, разделявший встречные полосы и остаточным заносом развернулась под небольшим углом почти против движения — так, что лобовая и левая боковая, водительская, сторона стали встречными для идущих сзади машин.

Последнее, что, перед тем как выскочить, видел Малой — это был тяжёлый грузовик с многометровым капотом впереди кабины. Последнее, что он слышал, когда уже выпрыгнул подальше от дороги и поближе к бордюру на разделительной полосе, — это был предсмертный резиновый визг резко и однозвучно смятой, словно фольга с растаявшей шоколадкой, машины доктора, протаскиваемой ещё с полсотни метров людоедскими колёсами дизельного монстра.

Когда всё закончилось и стихло, Антон обнаружил себя сидящим на асфальте с отсутствием каких бы то ни было признаков каких бы то ни было травм. Вообще ничего! «В рубашке родился…» Одна неприятность — одежду теперь придётся чистить…

Успев упрекнуть себя за неуместную мелочность — шоковую, очевидно, — он подбежал — даже не прихрамывая! — к эпицентру… Эпицентру чего?

Трагедии, как оказалось. Прибывшие спасатели вскрыли своим «консервным ножом» жестянку и достали то, что было до аварии доктором.

Антон даже не мог дать себе отчёта в том, что сам факт гибели как таковой его совершенно не трогал. Он с поистине маниакальным упрямством судорожно стал протискиваться сквозь гущу спецов в униформе. Он расталкивал и материл не стесняясь тех, кто его удерживал, предполагая его шоковое состояние. Он, наконец, вырвался из цепких рук бывалых медиков из скорой помощи, но увидеть то, что хотел и на что невольно — подсознательно уже — рассчитывал, так и не успел. Он даже уколом транквилизатора не был избавлен от постигшего его враз ощущения фатальной и непоправимой теперь недостачи чего-то в жизни. Он скрипел зубами от злости и слабости — он хотел и не смог посмотреть внутрь головы доктора Томаса. И теперь никогда так и не сможет узнать, был у того мозг под черепом или нет!

Глава 17

После скандала в семье — первого настоящего по ощущениям, по «всё пропало!» — Диана проснулась во вчерашнем состоянии. Опустошённость давешнего вечера не удалось выспать… Да и как? Сна-то как такового не было. Приливами накатывало забытье. Дрожащими отливами — возвращение в явь. Наконец, как положено нервной ночью, стали терзать навязчивые вопросы: «А что, собственно, произошло? С чего меня так разбередила мужнина пьянка? Она ему по жизни мешает? — Нет! — Мне мешает? — Одному только моему моральному женскому эгоизму, пониманию, что мужу и без меня бывает неплохо… Материальная сторона ведь вовсе не страдает. Тогда что? Почему не спится?»

Проводя так минуты, потом часы в отнюдь не истерическом — развлекательном даже! — самокопании, Диана сумела детально восстановить вчерашний разговор… вернее, свою даже в истерике связную речь и несвязное даже в старании мычание мужа… и снова ощутила ту же, что и вчера, щемящую боль от одного только припоминания своего вопля о том, что не только «всё вокруг, но и она сама тут принадлежит Кире», с намёком — уловил ли по пьяни? нет, наверное — и на его собственную принадлежность благодетелю-папе.

Вот он, корень невроза! Словно бы всевышний для озарения Дианы заставил сначала её же уста раскрыться и озвучить неуловимую и неудобную истину. Значит любит её Бог, раз даёт понимание пусть даже таким способом…

«И ведь не первый уже раз в разных комнатах спим! Но никогда такого отчаяния не было… А может было? Наступало, да я сама не давала ему до ясности развиться? Точно! Мелочью оно представлялось… Не хотелось его… С чего бы, дескать. Дом — полная чаша. Счастье расписано на годы вперёд… Кем? Папой! Папой расписано-то!!! Это не наше счастье — это его покой… Потому и нужна ему наша любовь вся такая выставочная…