Хранительница болот - Наталья Николаевна Тимошенко

тоже терпят потери. Их имение находится с другой стороны болота, а это значит, что волки нынче отчаянные, раз не боятся его переходить.

Нам папа запретил ходить не только в лес, но и в деревню поодиночке. Теперь опасно было не только по ночам, но и днем. Надо признаться, я была здорово напугана, да и Элена, как бы ни храбрилась, рисковать не хотела. А после того, как волк растерзал Ивана-охотника, вся наша надежда осталась только на Агнию. Папа говорит, что к зиме она наберет достаточно сил, чтобы избавить нас от напасти. Агния теперь и сама жалеет, что так долго противилась своему предназначению.

К сегодняшнему ужину готовиться начали за несколько дней. Матвей, знаю, ездил к соседям за дичью, мама непременно хотела подать оленины. Служанки мыли и без того чистые окна, выбивали ковры и натирали паркет. Мама несколько раз переделывала меню. В конце концов и мы с Эленой заразились общим настроением и трижды меняли наряды к ужину, пока не выбрали подходящие. Хотя едва ли Олежка, которому всего-то два года, вообще обратит на нас внимание, не говоря уже о том, что ему и дела нет, во что мы одеты.

Миша и Оленька прибыли ровно в назначенное время. Кроме них и детей, приехали еще няня и доктор, о котором я уже слышала, но еще не видела. Папа говорил, что доктор наш, местный, из города, но учился в Санкт-Петербурге, а после учебы остался там практиковать. Элена говорила, что слышала, как папа разговаривал с Мишей. Они обсуждали, что доктор Коханский, не смотря на молодой возраст, пользуется большой популярностью в Петербурге. Берется даже за сложные переломы, ему прочат большое будущее в хирургии.

Доктор Коханский действительно оказался молод. На вид ему было лет двадцать пять, но строгий костюм и аккуратно зачесанные на бок светлые волосы придавали ему солидности. Даже Пелагея, старая наша экономка, которая, казалось, и папеньку не боится, почтительно склонила перед ним голову, когда он вышел из повозки. От Желтого дома до Большого была короткая лесная дорога, чаще всего пользовались ею, но нести Олега на руках было бы тяжело, а коляска по тропе не проехала бы: год выдался дождливый, болото раскинуло свои владения далеко за обычные пределы. На тропе, конечно, все были в безопасности, но колеса могли застрять. Поэтому было решено воспользоваться повозкой.

Следом за доктором из повозки вышел Миша, помог спуститься Оленьке и маленькому Мите, а затем уже няня вынесла Олега. Тот казался обычным ребенком, в меру любопытным, в меру воспитанным. Ноги его были плотно закутаны в покрывало, поэтому сразу и не скажешь, что он чем-то болен. Увидев толпу незнакомых людей, Олег спрятал лицо на шее у няни и никак не захотел смотреть на нас во время знакомства, как бы Миша его не уговаривал и не одергивал. Не повернулся даже к игрушке, которую протягивала ему мама. В конце концов отец велел всем отстать от несчастного ребенка и проходить в гостиную.

Пока в столовой шли последние приготовления к ужину, Оленька и няня скрылись с детьми в отведенной им комнате, а остальные расселись в гостиной для неспешной беседы, способной заполнить время. Разговор шел, конечно же, об Олежке и его болезни.

Мы с Эленой с молчаливого позволения отца тоже остались в гостиной, сели на небольшом диванчике в углу, не вмешиваясь в разговор. Признаться, я мало что понимала из того, что говорил доктор. Больше слушала его приятный низкий голос, стыдливо ловя себя на том, что мне нравится этот голос. И сам доктор тоже произвел впечатление. Как выяснилось, его звали Ян Коханский, и он принадлежал к обедневшему роду Коханских, которые когда-то давно владели небольшим количеством земли в наших краях, но еще прадед Яна все проиграл в карты, и семья была вынуждена переехать в город. Отец Коханского тоже был врачом, широко известным в наших краях, кажется, я даже слышала о нем. Все это мне тихонько рассказала Элена, невесть откуда добывшая информацию.

Коханский, говоря об Олежке, порой переходил на латынь, а даже когда объяснял все по-русски, все равно сложно и непонятно. Я уловила только, что таких заболеваний, как у Олега, он в своей практике еще не встречал, поскольку они довольно редки. Собираясь к нам, он консультировался с более опытными коллегами, поэтому кое-какая тактика лечения у него есть, но операции будут очень тяжелые, родителям стоит хорошенько подумать, согласны ли они на такие эксперименты. На этом слове мне стало особенно тревожно, ведь экспериментальные операции означают, что никому ранее такого не делали, и как они повлияют на маленького Олеженьку, никто не знает.

Благо вскоре ужин был готов, и нас всех позвали в столовую. К моей радости, Коханского посадили рядом со мной. Уж себе-то я могла признаться, что доктор мне очень понравился. Новые люди в наших краях редкость, обычно всех знаешь с пеленок. У каждого большое имение, а значит, на километры вокруг только леса, болота и знакомые люди. Познакомиться с кем-то есть возможность лишь на балах и приемах, но наша семья ведет затворнический образ жизни. На то, конечно, есть свои причины, только когда тебе уже семнадцать, очень хочется и балов, и приемов, и новых знакомств. Впрочем, мне не уже, а всего семнадцать. И папенька обещал, что в следующем году мы обязательно поедем на бал, который каждую весну устраивают Гордецкие в городе. Какие бы тайны ни хранила моя семья, а папа понимает, что нас с Эленой нужно выдавать замуж. И если к Элене, если верить нашей няне, собирается свататься Антон Бжезовский, то мне партию придется искать где-то за пределами наших соседей, ибо у Бжезовских всего один сын. Но не мне жаловаться, Агнии повезло гораздо меньше.

В общем, объяснить себе очарование новым доктором я могла, а вот сделать с этим что-то было сложно, да я и не старалась. Слишком приятным было ощущение, когда наши взгляды встречались, и Ян не отворачивался быстро, разглядывал меня, будто тоже был очарован мной. Когда мы садились за стол, Коханский учтиво отодвинул мне стул, а я, наступив на подол слишком длинного платья, плюхнулась на стул раньше положенного и плечом задела его руку. Пальцы у него оказались прохладными, несмотря на летнюю жару. Он скользнул ими по моему обнаженному плечу, убирая руки, и я почувствовала, как лицо стремительно заливает краска. Хорошо, что за окном уже стемнело, столовая освещалась лишь десятком толстых свечей, и такие мелочи, как цвет моего лица, едва ли кто-то мог рассмотреть. Разве что Элена, сидящая по другую сторону от меня, как всегда, все замечала:

– Что это ты раскраснелась, будто свекла? – поинтересовалась она, наклонившись ко мне. – Неужто доктор понравился?

– Не говори ерунды! – еще сильнее смутилась я. – Здесь просто жарко. – Я демонстративно махнула на себя рукой.

Элена мне не поверила. Мы были слишком близки с ней с самого детства, не смотря на разницу в один год, ощущали себя практически близнецами, а потому она всегда знала, когда я лгу. Поняла и сейчас. Откинулась на спинку стула, посмотрела сначала на меня, затем на Коханского. Он, будто почувствовав ее взгляд, повернулся к ней, и Элена кокетливо улыбнулась ему. А я впервые поймала себя на том, что ревную.

Какие глупости! Я знаю Коханского всего полчаса, да и Элена никогда не сделает ничего, что могло бы меня обидеть, я в этом уверена. Просто почему-то вдруг захотелось, чтобы это я могла ему так улыбнуться, а он ответил бы мне тем же. К сожалению, когда он перевел на меня взгляд, я смогла лишь смущенно посмотреть в свою тарелку. И весь ужин так и не поднимала от нее глаз.

Видение исчезло, вернув меня в реальность. И в реальности этой я сидела на стуле в столовой, точно на том же, где много лет назад сидела Леона Вышинская, смущенная первой влюбленностью в доктора Яна Коханского. Может быть, именно поэтому я и поймала сегодня это видение, точно так же коснувшись руки