Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР - Олег Никифоров

Курона предал, если верить Spiegel, Карл Кристоф Гроссманн, которого часто называли в среде восточногерманских разведчиков «маленький Гроссманн», чтобы отличать от руководителя действовавшего тогда главы внешней разведки МГБ ГДР. Он был заместителем руководителя отделом IX — внешняя контрразведка. Как пишет Вернер Гроссманн в своих воспоминаниях, «у психически неустойчивого Карла Кристофа были обнаружены финансовые неполадки в отчетах. Поэтому поначалу его сняли с должности и использовали в качестве офицера для особых поручений». Потом вскрылось, что он пытался давать указания местным управлениям МГБ (возможно, это было связано с попытками затушевать его финансовые нарушения), на что не имел права, его отстранили от службы и уволили. В процессе против Вольфа в Дюссельдорфе, в котором он участвовал как свидетель, он признал, что за выдачу Курона он получил от западногерманских спецслужб 20 тысяч марок ФРГ.

Были ли изменники из числа внешней разведки МГБ ГДР, которые перебежали на сторону Западной Германии? Несомненно, были. На этот счет интересны размышления Юрия Дроздова, бывшего руководителя советской нелегальной разведки. В своих воспоминаниях он писал, что «разведчик становится невозвращенцем или в результате перевербовки противником из-за допущенных промахов в работе, или по политическим, или личным мотивам. В любом случае это измена Родине и долгу». Наверное, все эти размышления были приемлемы и для сотрудников внешней разведки МГБ ГДР. В своих воспоминаниях у Вернера Гроссманна имеется специальная глава, названная «Предатели и агенты». В ней он пишет о первом предателе, о котором он узнал в середине апреля 1990 года. Речь шла о полковнике Ройтцше, в прошлом занимавшем пост заместителя руководителя отдела VI — переселение и документация. Он же позднее работал в штабе, занимавшемся организацией роспуска Штази. Полковник сам явился в западногерманскую контрразведку и предложил ей свои услуги. Для Гроссманна это предательство было очевидным ударом, поскольку он написал, что Ройтцшу в службе «доверяли на 150 процентов». Он ведь служил в органах госбезопасности аж с 1955 года. Явившись в Ведомство по охране конституции, Ройтцш представился и осведомился о возможностях найти работу для него — шестидесятилетнего — в объединенной Германии. Журнал Spiegel писал в этой связи, что показания Ройтцша «были потому важны, что его шеф Гроссманн в течение недель, последовавших после „поворота“ (так именуется в Германии падение Берлинской стены), уничтожил с помощью шредера все без исключения документы, проливавшие свет на деятельность разведки»[45]. На совести Ройтцша три агента, работавшие в западногерманском МИДе, и один из руководителей пограничной службы ФРГ. Все они были осуждены судами ФРГ к различным срокам тюремного заключения.

Об измене Ройтцша сведения руководству внешней разведки МГБ, уже находившейся в состоянии роспуска, поступили в начале 1990 года от ее агентов, еще действовавших в западногерманской контрразведке. Стало известно, что Ройтцш был завербован Федеральным ведомством по охране конституции и получил там псевдоним «Бауштайн». Как описал свою измену сам Ройтцш во время допроса у Вернера Гроссманна, она последовала после того, как западногерманские контрразведчики убедили его противодействовать передаче имевшихся у МГБ агентов в ключевых ведомствах ФРГ советской внешней разведке. Гроссманн поставил в известность об измене Ройтцша тогдашнего министра внутренних дел ГДР Петера-Михаэля Дистеля. Но тот посчитал увольнение Ройтцша вполне достаточным наказанием.

Эксперт журнала Spiegel считает, что максимальное число перебежчиков из состава внешней разведки МГБ ГДР не превышало «двух дюжин». К наиболее известным из них, кроме уже названных «маленького Гроссманна» и Ройтцша, относился заместитель руководителя информационного подразделения внешней разведки — отдела VII Хайнц Буш. На его совести предательство одного из важнейших источников информации внешней разведки ГДР в брюссельской штаб-квартире НАТО Райнера Руппа («Топаз»). По данным Гроссманна, которые он приводит в своих воспоминаниях, Буш был уполномочен руководством внешней разведки осенью 1989 года поддерживать контакты с представителями оппозиционных движений ГДР, чтобы разъяснять им позицию руководства Главного управления «А» МГБ ГДР. Его главной задачей было доводить до сведения руководства этих движений, что внешняя разведка ГДР, являясь по конституции и законам ГДР легитимной спецслужбой, не нарушала прав человека и не действовала с использованием преступных методов. Поэтому руководство внешней разведки не может открыто называть имена своих официальных и неофициальных сотрудников или излагать перед общественностью свои операции. «Буш, — пишет Гроссманн в своих воспоминаниях, — должен был убеждать своих собеседников в необходимости существования секретной службы»[46]. Как считает Гроссманн, Буш подходил для решения подобных задач. Он охотно шел на контакты и производил впечатление симпатичного человека. Он был самоуверен, умел убеждать собеседников и прекрасно владел речью. Как полагали в руководстве внешней разведки, хотя Буш и имел дело с оригинальными документами, поступавшими от источников, но он не знал, кроме агентурных псевдонимов, ничего об агентах внешней разведки. Поэтому, мол, считалось, что он не мог проболтаться в ходе ожидавшихся дискуссий с правозащитниками.

15 января 1990 года предполагалось его выступление перед «Центральным круглым столом», который во многих отношениях дублировал деятельность правительства Модрова. Однако, отмечает Гроссманн, накануне заседания его поведение внезапно изменилось. До сих пор непонятно, что дало толчок его измене. Якобы это была беседа с генералом Ральфом-Петером Дево, одним из заместителей Гроссманна, относительно его предстоящей дискуссии, которая произошла за день до предполагаемого заседания и во время которой они разыгрывали различные варианты вопросов и ответов на данном круглом столе. Напомним, что как раз на следующий день состоялся штурм комплекса зданий МГБ ГДР. Логично предположить, что это оказало мощное психологическое воздействие на Буша, и он решил, что пора поменять хозяев. На следующий день, скорее всего после получения сообщения о захвате комплекса зданий МГБ, он поехал на границу между Западным и Восточным Берлином через «коридор», который использовался спецслужбами ГДР для переброски агентуры в Западный Берлин и явился к месторасположению сенатора по внутренним делам западноберлинского правительства, где потребовал встречи с представителем западногерманской контрразведки. Появившийся глава западноберлинской контрразведки сообщил, что, хотя он и должен был бы информировать о перебежчике западных союзников, но делать этого не стал. Через пару часов, пишет об этой истории Spiegel, он уже сидел в самолете Pan Am, который направлялся в Мюнхен. Там его уже встречали сотрудники западногерманской внешней разведки. Надо сказать, что исчезновение Буша не осталось тайной для руководства МГБ ГДР. Дело в том, что заместителем руководителя реферата информационной оценки СССР в БНД работала Габриэла Гаст, которая являлась агентом внешней разведки МГБ. Она и передала сообщение об измене Буша. Впрочем, пишет Spiegel, перемена фронтов много Бушу не дала. Он намеревался поработать в Западной Германии в качестве военного историка и надеялся на поддержку в этом плане БНД. Но западные немцы, указывает журнал, периодически снабжали его мелкими заказами. В апреле 1993 года он вернулся в Берлин и с тех пор живет на «сокращенную пенсию».