Заговор Дракона. Тайные хроники - Станислав Сенькин

Наше купе находилось в середине вагона. Другими пассажирами поезда были в основном албанцы, работающие в Белграде. Многие ехали целыми семьями с детьми и стариками. Они опасались, что после начала бомбардировок сербы могут спровоцировать албанские погромы. Горичу албанцы всегда напоминали цыган. Это очень странный народ. У них не было ни поэтов, ни художников, ни философов. Их население росло не-уклонно и неумолимо. И с каждым новорожденным этот народ становился все сильней и агрессивней. Однажды Ясир Арафат так ответил на вопрос одного журналиста об ядерной угрозе: «Наша ядерная бомба – матка арабской женщины. Пройдет какое-то время, и Европа станет нашей, мы возьмем все эти ваши бомбы и оружие, как причитающееся нам наследство».

Наверное, что-то подобное можно сказать об албанцах и Балканском полуострове.

Испокон веков жили албанцы в самом сердце Балкан. Они сами считают себя иллириками – жителями полуострова до великого переселения народов и нашествия славянских варваров. В семьях албанцев сегодня рождалось много детей – чем больше была семья, тем больше было возможностей выжить. Албанцы жили по особому горскому кодексу, который называется «беса». Этот неписаный закон учит почитать стариков и традиционные на Балканах религии. На Косовом поле вместе с войсками царя Лазаря против полчищ султана Мурада выступили и албанцы, защищая православные святыни. Но время изменилось. Агрессия диктует совсем другие законы: в последнее время, когда им напоминали про «бесу», молодые албанцы часто начинали отшучиваться: «Беса се обесилась»[20].

До недавнего времени албанцы не выступали против заведенного здесь порядка вещей. Албанская экспансия на Балканах началась неожиданно и с большой кровью. При поддержке Соединенных Штатов лидеры освободительной армии Косово мечтали о создании нового государства – Великая Албания. По их агрессивным замыслам это государство должно было возникнуть на территориях Сербии, Македонии, Албании, Греции, Болгарии и Черногории.

Первые пять часов путешествия Корвин и я почти не разговаривали, ограничиваясь лишь дежурными фразами о погоде и зверствах американцев. Вампир читал биржевые сводки и зевал от скуки.

В районе Кралево мы услышали зловещий гул: это летели натовские бомбардировщики. Грохот от взрывов был страшным и вызвал панику: дети из соседних купе начали плакать, а матери даже не пытались их утешить, потому что и сами были до смерти напуганы. Машинист резко остановил поезд, меня шарахнуло головой об стенку, а Корвин отрывисто и злобно рассмеялся. Когда поезд остановился, проводник не мог успокоить пассажиров, рвущихся на улицу. Я также пытался выбежать из купе, но Корвин одернул меня:

– Сидите спокойно, Горич. Если вам суждено погибнуть, вы все равно погибнете, внутри или снаружи этого поезда.

Раздалось два больших взрыва где-то неподалеку, люди кричали, пытались скрыться от собственного ужаса, но не понимали, куда бежать. Я хорошо знал это место: в пяти-шести километрах отсюда находилась та самая Субботица, родина моей матери. Наконец, шум оглушил меня, стекла разлетелись… я не успел даже осознать, что произошло. Вагон перевернулся, и мы с Корвином стали кувыркаться в купе как тараканы в банке, которую трясет жестокий ребенок. Мне не было страшно, адреналин отравил мою кровь, и мне казалось, что катастрофа происходит с кем-то другим. Затем я потерял сознание…

…Очнулся в Кралево, в травматологии. Жутко болела голова. В палате помимо меня находилось еще несколько замотанных окровавленными бинтами человек. Через открытую дверь было видно, как в коридоре возле палаты врачи с серьезными лицами разговаривали с тележурналистами. Медики не пустили их в палату, и они отсняли свой материал через открытую дверь.

Придя в сознание, первые десять минут я не помнил, что со мной произошло. Затем воспоминания хлынули из подвала моей души.

– Корвин! – Я попытался сесть на кровати. Голова кружилась, видимо, у меня было сотрясение головного мозга – тошнота, головокружение и тупая головная боль подтверждали мое предположение. На моей тумбочке стоял стакан с водой, я сделал несколько глотков и боковым зрением увидел стоявшую рядом фигуру человека. Я медленно поднял глаза.

Передо мной стоял Корвин:

– Вставайте, Горич, нам пора ехать. Я нашел машину.

Хотя голова шумела от боли, мне стало смешно от бесчеловечности этого упыря.

– Матвей, я не могу сейчас никуда идти, у меня же сотрясение и, судя по всему, тяжелое. Поэтому поездка отменяется или, по крайней мере, откладывается. Меня тошнит.

– Это не страшно. – Корвин подошел ближе и обхватил голову обеими руками. Он сдавил ее, как мяч. Почему-то я сразу вспомнил своего отца, который давным-давно разъяснил мне суть смерти и идею родового бессмертия. – Сейчас я вас вылечу.

Корвин держал руки в таком положении минуту или две. Я почувствовал, как голова стала холодной, холод стал опускаться все ниже, в грудь и руки. Когда он закончил свои колдовские штучки, я почувствовал себя гораздо лучше. Очевидно, термовампиры могут использовать свои способности и для добра.

Вампир уловил ход моих мыслей и язвительно улыбнулся:

– Не думайте, что я занимаюсь благотворительностью. Вы мне нужны, Горич, поэтому я вас и исцелил.

Я тем временем сосредоточился на своих впечатлениях и с удивлением понял, что Корвин меня действительно исцелил: я чувствовал себя ослабевшим, но тошнота, головокружение и боль ушли, как и не бывало.

– У нас, знаете ли, есть свой закон, который запрещает спасать людей, если нет в этом личной выгоды или необходимости. Мы не должны испытывать к вам симпатию и видеть в вас что-либо, кроме источника энергии или необходимой прислуги, о которой мы заботимся, как вы заботитесь о своем домашнем скоте.

– Хорошо. Я все понял. Но все равно спасибо.

Корвин кивнул, а я встал с кровати и пошел в туалет. По пути я встретил доктора, который удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я умыл лицо холодной водой и почувствовал неясную тревогу – что-то было не так. Я похлопал руками по груди и похолодел – пропал ковчежец с мощами святого Милоша Обилича! Теперь термовампир мог видеть мой внутренний мир, я не был защищен от его дьявольской прозорливости. Но отступать было уже нельзя. Инстинкт самосохранения подсказывал мне: следует попытаться поверить в то, что я действительно помогаю термовампиру, опасаясь за собственную жизнь и желая немного заработать. Но сердце стучало от страха. Я стал молиться святому Милошу, чтобы он не оставлял меня одного в беде. Пусть нет со мной частицы его святого тела, своим духом он может быть рядом и защищать меня от термовампиров. Рассудив таким образом, я почувствовал себя гораздо лучше.

Выйдя из туалета, я увидел Корвина, что-то объяснявшего врачу, который пытался с ним спорить. Подойдя к спорщикам, я успокоил доктора, объяснив ему, что я и в самом деле нормально себя чувствую. Доктор раздраженно пожал плечами и отдал мне окровавленный паспорт. Мы вышли на улицу. Ветер обдувал мои растрепанные волосы. Мне стало казаться все каким-то странным. Да, мощи ведь пропали. Но это еще не все!