Маленький цветочный магазин у моря - Эли Макнамара

– О чем ты? Нет у меня никакого страха общения. Я просто…

– Да, просто предпочитаешь быть сама по себе. Я помню.

Он подмигивает. Разозлиться бы, да не могу. И просто смущенно улыбаюсь, глядя в его задумчивые добрые глаза.

Народ прибывает, толпа разделяет нас с Джейком, и он разговаривает с Харриет, а я гадаю, стало ли людям любопытно посмотреть на новый цветочный магазин или все просто слетелись на дармовые пирожки.

Я торчу в магазине, как невеста в день свадьбы, с любезной улыбкой принимая поздравления, и чувствую, что становится все душнее. Опять началось. Если срочно ничего не предпринять, дело кончится плохо.

Я озираюсь по сторонам. В магазин втискиваются новые посетители. Эмбер в своей стихии: показывает всем наш магазин. Она выглядит просто великолепно в длинном зеленом платье, отороченном золотом, с развевающимися рукавами, украшенными колокольчиками. Она похожа на фею с распущенными рыжими волосами, кружащуюся среди цветов.

Среди цветов.

Сегодня их здесь слишком много. Джейк привез их сегодня утром, и, когда он распахнул дверцу фургона, я чуть не хлопнулась в обморок и от самого их вида, и от густого сладкого аромата.

За долгие годы я приноровилась терпеть цветы в небольших количествах. Дурацкие клумбы возле бензоколонки, букеты в вазе у кого-нибудь дома – в таких минимальных количествах я их переносила, если только не было слишком много роз. В моих любимых местах их не водилось, а в цветочный магазин я заглядывала изредка – от этого с моей семейкой никуда не денешься.

Нелегко это было, и все же я наловчилась справляться со своими пунктиками насчет цветов. И опрометчиво решила, что одолею и такое.

Это одна из причин, по которой я решила торговать всякими безделушками: решила, что мне будет легче, если для цветов останется меньше места. Когда Джейк утром разгружал фургон, мы стояли на улице, и меня освежал бриз. Может, несколько глотков солоноватого воздуха прогонят накатывающийся приступ тошноты?

Я медленно подбираюсь к двери. И тут комната начинает вращаться, а все голоса сливаются в монотонный гул. Аромат цветов в этой давке становится слишком сильным, и все перебивает запах роз, как будто здесь только они…

И я впадаю в панику, осознав, что заперта в западне среди толпы и цветов – своих худших кошмаров. Сдавливает горло, кружится голова, я не могу дышать. И я кидаюсь к двери и выскакиваю на мостовую.

Я жадно заглатываю морской воздух. Дурнота еще не отпускает, и я хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Не любишь толпу?

Я подпрыгиваю от неожиданности. Это Чарли, сын Джейка. Он стоит у окна, с безучастным видом следя за происходящим внутри.

– Не выношу, – отвечаю я, повернувшись к нему. – А ты?

Чарли передергивается.

– Никогда не переваривал. Бронте вечно пытается вытащить меня на концерты в Бристоле – жуткая толкучка. Папа ее одну не пускает, но мне от этого никакого кайфа. Несколько часов в давке, пописать негде, дышать нечем – какая в этом радость?

– Ты прямо как мой брат, – говорю я, чувствуя, как в горле нарастает ком. – Он тоже таких вещей не любил.

– Толковый парень, – отзывается Чарли, засовывая руки в карманы и поворачиваясь спиной к окну.

– Да. – Я думаю об Уилле. – Он таким был.

Чарли бросает на меня быстрый взгляд, но больше не задает никаких вопросов. И начинает нравиться мне еще больше.

– Вернешься? – спрашивает он, кивая на магазин.

Я мотаю головой.

– Не сейчас.

– Ну и правильно, – замечает Чарли. – Ты вся белая. Может, пройдемся? Воздухом подышишь.

– Я бы с радостью. – Я благодарно улыбаюсь. – Но это же мой магазин, я не могу всех бросить.

– Ага, – понимающе кивает Чарли. – А я-то, глядя на твои черные одежды и башмаки, думал, что ты бунтарка.

Я смотрю на него.

– Повтори.

Чарли озадачен.

– Что повторить? Про башмаки?

Я мотаю головой.

– А, что ты бунтарка? – Он ухмыляется. – Что, в точку?

Я оглядываюсь на магазин. Среди всего столпотворения внутри я вижу только бабушкину конторку, и на краткое мгновение меня отбрасывает во времени назад…

– Ты это узнаешь, Чарли Эшер.

Мы с Чарли несемся, как два школьника – строго говоря, Чарли и есть школьник, но мне сейчас не до этого, – вдоль порта, через город, вверх по Пенгартенскому холму, туда, где над бухтой Сент-Феликса высятся скалы.

Знаю, что не следовало бы удирать в день открытия, но останься я еще ненадолго в толпе среди цветов, и меня вырубило бы. Такое уже случалось, и я не хочу поднимать суматоху. Довольно того, что у меня есть эти пунктики – не хватало еще их афишировать. Пятнадцать лет справляюсь сама, не считая чудика-психолога, и ни с кем делиться не намерена.

Ветер на скалах порывистый и сильный, и я все время убираю волосы с лица, чтобы видеть дорогу. Ну и пусть: главное – дурнота отпустила. На самом деле полегчало, как только мы припустили от магазина.

– Куда мы идем? – спрашиваю я Чарли, когда мы взбираемся вверх по тропе, уводящей от Сент-Феликса, и он сворачивает к морю.

– Увидишь, – говорит он. – Только осторожно, тут земля осыпается.

Я останавливаюсь, чтобы оглядеться по сторонам. Мы на распутье: одна тропа уходит к замку Трекарлан, другая тянется вдоль скал.

Я колеблюсь, не зная, куда свернуть. С замком у меня связаны особые воспоминания, обязательно надо выкроить время, чтобы туда наведаться. Это же совсем близко.

Но Чарли сворачивает с тропы и спускается по склону, поросшему травой. Я иду следом, внимательно глядя под ноги. А когда поднимаю глаза, то обнаруживаю, что Чарли исчез.

– Чарли! – кричу я. Куда он подевался?

Я уже успеваю вообразить изувеченные останки у подножия скал, когда раздается голос:

– Поппи, спускайся сюда!

Мне видна сверху только белобрысая макушка.

– Как ты туда забрался?

Я сажусь на траву и свешиваюсь вниз, высматривая, где он.

– Посмотри левее, – отзывается он. – Там в скале выбиты ступени. Спускайся по ним, только осторожно.

Я смотрю туда, куда он указывает, и действительно вижу подобие сбитых ступеней, густо поросших травой и дикими цветами.

Цепляясь за пучки травы, я осторожно спускаюсь вниз. Приходится каждый раз тщательно выбирать, куда ставить ногу. Мы в опасной близости от края, а внизу среди волн угрожающе поднимаются заостренные камни. И только сойдя с последней ступени на ровную землю, я решаюсь как следует оглядеться.