Будет больно - Юлия Еленина

А мне больно… И даже не в том дело, что я привыкла к своей жизни, даже к своему мужу. За два года это неудивительно. Все изменил именно приезд Вадима. И сейчас мы увлеченно трахаемся, хотя я даже подумать о таком не могла, когда увидела его впервые.

Пешком дохожу до дома и, бесшумно, насколько это было возможно, открыв дверь, заглядываю в гостиную. Вадим лежит на диване и что-то набирает на телефоне. Кажется, он считает, что правило не ходить голым, на этот дом не распространяется. Хотя чего я там не видела? И в принципе шорты на нем есть.

«Наверняка пишет очередной подружке на одну ночь», — думаю я.

Эта мысль почему-то раздражает. Снова захлестывает злость.

Нет, он обычный мальчишка, который ищет секс. Хотя мне казалось, что я смогла заглянуть глубже, под эту маску. Наверное, ошиблась.

С размаха захлопываю дверь, сбрасываю обувь и захожу в гостиную.

— Привет, — говорит Вадим, даже не поднявшись и не посмотрев в мою сторону. — Где была?

— Гуляла.

— И что нагуляла? — он отбрасывает телефон, который падает между спинкой и сидением, и смотрит на меня, запрокинув голову.

— Ничего.

Садится, потирает лицо руками.

Сейчас… Последняя надежда, что после этого он поверит мне. Хотя это не важно, ведь я не узнаю, но, может, он не станет считать последней сукой.

Осторожные шаги, даже несмелые — останавливаюсь напротив и опускаю ладони на плечи Вадима. Он поднимает на меня недоверчивый, но заинтересованный взгляд.

— Лиза, какого?..

Убираю одну руку с плеча и прикасаюсь указательным пальцем к губам Вадима. Он не верит мне — правильно делает. Но это нам не помешает. Не сегодня. В последний раз.

— Ты просил чувственности, я тебе ее покажу.

Он не ожидает этого — становится похожим на растерянного мальчишку. Смотрит, как я делаю шаг назад и стягиваю с себя футболку. Перемещаю руки к пуговице на шортах, и Вадим просит:

— Остановись.

Замираю. Что-то, кажется, делаю неправильно. Или я оказалась права — он не может ничего другого, кроме как просто трахаться. Пока не готов.

Но Вадим удивляет. Поднимается с дивана, подходит ко мне и ведет пальцем от ключицы до края шорт. Потом сам цепляет пальцами пуговицу, расстегивает.

По коже бегут мурашки, когда рука соприкасается с низом моего живота. Я кладу ладонь на грудь Вадима и медленно веду вниз. Останавливаюсь на резинке шорт и поднимаю голову.

Мы смотрим друг другу в глаза, и снова тонкой нитью образовывается эта связь между нами. Вадим должен понять меня без слов. Хочу, чтобы мы стали как оголенные нервы, где каждое прикосновение чувствуется острее. Все должно быть медленно, чтобы мы успевали осознать и запомнить.

Он понимает. Ведет руками по моей спине. Без нажима, едва касаясь. Через секунду лифчик падает на пол, а я тяну вниз шорты Вадима. Делаю шаг к нему и, встав на цыпочки, целую в шею, а потом толкаю на диван.

Вадим не теряется — тут же начинает гладить мои уже подкашивающиеся ноги и… О, господи! Целует меня в живот, обводит языком пупок, а я запускаю руки в короткие темные волосы и не могу сдержать стон.

Наконец и мои шорты пусть медленно, но падают на пол. Вадим уже готов, и я становлюсь коленями на диван, пальцами касаюсь легкой щетины, а языком — губ с легким запахом табака.

Вадим пытается надавить на мою поясницу, чтобы ускорить процесс, но, заметив сопротивление с моей стороны, ослабляет хватку и выдыхает мне в губы:

— Что ты творишь?

Не отвечаю. Целую и, будто дразня, опускаюсь на член. Двигаюсь не спеша, позволяю прочувствовать каждый момент. И Вадиму это нравится. Он включается, только не со своим жестким напором.

В какой-то момент оказываюсь лежащей на диване, а Вадим нависает сверху. Медленно входит, пара толчков — и неизбежный момент прощания.

Я даже закрываю глаза ладонью, но по виску бежит одинокая слезинка. Слишком чувственно получилось. Эмоции переполняют, но выхода им нет.

Вадим поднимается, слышу, как надевает шорты и идет в кухню. Щелчок зажигалки — тогда только я поднимаюсь и нахожу одежду. Натягиваю лишь стринги и футболку и тоже иду в кухню. Закуриваю, держась за спиной Вадима, а он говорит, выдыхая дым:

— Мне надо завтра уехать. Я уже заказал билет.

— Уезжай, — стараюсь, чтобы голос звучал равнодушно.

— Не буду тебя будить.

— Не буди, — отзываюсь эхом.

Мы не говорим о том, что будет, когда вернусь и я. Но оно и не надо. Потому что не будет ничего…

Все закончилось сегодня на Карибском побережье. Как, блядь, романтично! Посмеялась бы, да что-то не совсем не смешно.

Мой мозг отказывается воспринимать будильник.

Я не хочу отсюда уезжать. Открываю глаза и смотрю на дверь спальни.

Она ушла и не позвала меня с собой. А на что я рассчитывал? Занять постоянное место в ее постели?

Вспоминаю, что Лиза делала со мной, с нами. Эти ощущения, прикосновения, поцелуи. Да, это было… Как она там говорила? Ах, да… Чувственно. Но было что-то еще — пока не мог поймать эту мысль. Эмоциональный фон все еще затмевал интуицию.

Отбросить все нахрен. С этой женщиной все слишком непонятно.

Пью кофе, курю, прислушиваясь к любому шороху, и ловлю себя на мысли, что жду Лизу. Жду, что она выйдет… И потом?

Нет, все.

Еду в аэропорт и надираюсь в самолете. Спасибо тому, кто придумал бизнес-класс. Здесь выделяют дополнительно к своему и их алкоголь. А на свое стюардесса даже не обращает внимания, когда я ей подмигиваю, прямо из горла глотая ром.

Да, я выбираю именно его. В нем вкус нашего откровения, нашего единения и той ямайской ночи.

Делаю еще глоток — и вдруг как в голову стреляет…

Не чувственность, не прощальная ночь даже, а прощение. Лиза просила за что-то прощение.

— Чертова баба, — говорю иллюминатору, глядя, как приближаются огни города.

Двенадцать часов до Москвы пролетают незаметно, при пересадке в аэропорту уже накидываюсь кофе, потому что жутко хочу спать. Будет прямо комедия положений, если я здесь попаду на один рейс с отцом и буду объяснять, откуда еду. Хорошо, что легкий ямайский загар не схватился за сутки.

К дому подъезжаю совсем разбитым и сразу заваливаюсь на диван в гостиной.

Отец приезжает на следующий день утром, когда я пью кофе в кухне перед открытым ноутбуком.

— Привет, — говорит он, а я отвечаю тем же, но не могу поднять глаза.

Как мне, черт возьми, смотреть на него? Я не знаю.