Девушка в красном платке - Фиона Валпи

Придя домой, она протянула конверт отцу. Тот просто кивнул и убрал его в карман, не разворачивая, и Элиан поняла, что не стоит задавать ему об этом никаких вопросов.

Вот и сейчас она не упомянула о письме в ответ на вопрос Мирей. Та начала зачитывать вслух из газеты: «Сейчас Париж практически пуст и работодатели призывают работников вернуться. Учитывая заверения в том, что после заключения перемирия воздушных атак со стороны люфтваффе более не последует, на ограниченный период времени из Бордо будут пущены дополнительные поезда в столицу, чтобы работники могли вернуться на свои места».

Когда мать ушла привести Бланш в порядок после ее подвигов с куличиками из грязи, Элиан взялась за ее работу. Та готовила лекарства на неделю вперед, так что теперь Элиан аккуратно переливала эфирные масла из закупоренных стеклянными пробками бутылок в небольшие пузырьки, которые Лизетт брала с собой на обходы. Она прервалась на мгновение, чтобы взглянуть на Мирей. Прочитанные слова висели в воздухе, смешиваясь с лекарственными запахами перечной мяты (от изжоги при беременности) и гвоздики (успокаивать прорезывающиеся зубы у малышей).

– Ты вернешься назад?

Мирей посмотрела в окно, но увидела ли она за ним реку и иву над ней, или у нее перед глазами все еще стояли картины кровавой бойни, которой она стала свидетелем, Элиан не знала. Потом Мирей медленно кивнула, приняв решение, и обернулась к сестре.

– Я уже достаточно окрепла. Я знаю, что нужна в ателье – многие девушки уехали в то же время, что и мы с Эстер. Интересно, кто еще вернется. Интересно, кто еще остался…

– Маме это не понравится, – заметила Элиан, возвращаясь к веренице бутылок.

– Знаю, – вздохнула Мирей. – Но здесь мне нечего делать. Вы с мамой так хорошо управляетесь с Бланш, что я вам не нужна. Зато в Париже нужна. Недавно господин директор прислал открытку. Ему сказали, если он не сможет работать, как раньше, немцы заберут у него ателье и поставят своих людей. Но лучше ведь, чтобы оно осталось у директора? Он всегда был хорошим начальником. И старался помочь таким людям, как Эстер. Может, будут еще женщины, как она, которым можно дать пристанище и работу. Может, я тоже смогу как-то с этим помочь…

Пока Мирей говорила, ее голос крепчал, а в словах звучало больше убежденности, чем за все время после возвращения на мельницу. В этот момент вошла Лизетт со свежевымытой и переодетой Бланш на руках, благоухающей запахом массажного масла – смеси тархуна, лаванды и мяты, которую Лизетт использовала как успокаивающий бальзам, чтобы лечить колики и успокаивать малышей. Она протянула ребенка Мирей, и та стала подбрасывать малышку на коленях.

– В таком случае, – сказала Лизетт, явно слышавшая слова дочери, – нужно убедиться, что у тебя достаточно сил, чтобы вернуться.

– Значит, ты меня отпустишь, мам? – спросила Мирей, и ее лицо радостно засветилось.

– Отпущу в начале сентября, если увижу, что ты совсем выздоровела. – Лизетт пригладила непослушную прядь волос на лбу Мирей, глубоко заглядывая в темные глаза дочери. – Я знаю тебя. Знаю, что, удерживая тебя здесь, не помогу тебе залечить душу. А в Париже ты найдешь, как это сделать. Тут я не сомневаюсь. Просто помни, ты всегда можешь вернуться, если поймешь, что из Парижа опять лучше уехать. Это твой дом. И всегда им будет.

По щеке Мирей скатилась слеза, и девушка спрятала лицо в волосах Бланш, очень похожих на ее собственные. Лизетт продолжала поглаживать ее по голове, утешая.

– А вот теперь я знаю, что тебе становится лучше, – улыбнулась она. – Потому что ты наконец снова плачешь.

* * *

В понедельник утром Элиан, как обычно, пошла в сад проверить пчел и собрать продукты, требующиеся мадам Буан для сегодняшнего меню. Верхние рамки в каждом улье были полны летнего меда, запечатанного в аккуратные восковые ячейки. На этой неделе она соберет мед последний раз, чтобы у пчел осталось достаточно корма на предстоящую зиму. Если та будет хоть частично такой же суровой, как предыдущая, им понадобится побольше запасов, особенно теперь, когда отложить сколько-то сахара так трудно из-за продовольственных карточек.

Ставя рамки обратно на место, она услышала, как открываются ворота, а, обернувшись, увидела графа.

– Бонжур, месье.

– Бонжур, Элиан. Как сегодня твои подопечные?

– Великолепно, месье, спасибо. Семьи сильно поредели в прошлую зиму, но они выжили и теперь снова разрослись.

Он наклонился чуть ниже, опираясь на свою трость, чтобы рассмотреть пчелу, которая только что опустилась на леток и деловито исполняла свой танец, сообщающий остальным, где найти лучшие источники нектара.

– Меня не перестает восхищать то, как они это делают. – Граф выпрямился и улыбнулся Элиан. – Они такие умные, работают сообща, и при этом у каждой собственная роль, которая помогает процветать всей семье.

Жестом подзывая Элиан, он немного отошел от ульев, чтобы не стоять на пути у пчел и не волновать их.

– Покажи мне, что ты растишь на этой грядке, – попросил он.

Она стала проводить в саду больше времени с тех пор, как ушел садовник. Он вступил в войска незадолго до подписания перемирия и, насколько было известно, стал одним из тысяч плененных французских солдат, отправленных в рабочие лагеря в Германии.

Элиан начала показывать урожай кабачков, фасоли и помидоров, но граф, кажется, не обращал внимания. Она замолчала. Все еще глядя на аккуратно взрыхленные грядки, словно бы занятый созерцанием овощей, он тихо спросил:

– Элиан, готова ли ты будешь, как эта пчела, помочь своим ближним?

Следуя его примеру, она тоже продолжила смотреть на сад, будто бы изучая посадки.

– Бьян сюр, месье, – мягко сказала она в ответ.

– Я не хочу подвергать тебя опасности. Поэтому все, о чем я попрошу, – это выполнить что-то вроде танца, чтобы передать сообщение другим. Тебе не нужно знать, кто они или где они. Когда я подам тебе знак, ты просто наденешь этот платок… – Он вынул из кармана сложенный квадрат красного шелка с богатым узором. – А потом возьмешь свою корзинку и выйдешь на небольшую прогулку за стенами сада. Важно, чтобы на тебе был платок и чтобы ты шла по часовой стрелке: это части танца, которые передают сообщение. Ты готова на это?

Элиан посмотрела на протянутый яркий платок. Потом молча взяла его и убрала в карман передника.

– Но, месье, – прошептала она, – это слишком дорогой платок для такой девушки, как я. Шелк такого качества и с таким затейливым узором… Разве люди не подумают, что это немного странно?

– Он принадлежал моей матери. Но я хочу, чтобы ты начала часто носить его, и если кто-то тебя о нем спросит, можешь сказать, что это подарок от твоей сестры из Парижа. Она имеет доступ к таким вещам, и люди поверят. А если на прогулке тебя остановит один из наших «гостей», скажи, что ищешь какие-нибудь полевые цветы, которые вы с матерью используете в своих снадобьях.