Клиника одной взятки - Мария Воронова

– Виктория Александровна, не занимайтесь демагогией.

Следователь еще раз напомнил ей про подписку о невыезде и отпустил.

По всему выходило, что он ее топит.

За тортик мстит, что ли? А взяла бы, он усмотрел бы в этом готовность к получению взятки. У законников любое лыко в строку!

Балахонов обещал поднять журнал поступлений и заставить экстренных пациентов написать в прокуратуру письмо от возмущенной общественности: мол, как можно судить такого прекрасного и, главное, бескорыстного врача. Два дня он бился над этим проектом, но ничего не вышло. Бывшие пациенты реагировали вяло, считая, что утруждаться совершенно незачем. Пусть следствие разбирается, оно за это деньги получает. Письмо написала лишь одна старушка, правда, она была ветераном войны, и ее свидетельство могло оказаться весомым. Зато она нарисовала такой идеальный образ Вики, что той стало стыдно. Кстати, эта бабушка была единственной пациенткой на Викиной памяти, которая без всяких намеков и принуждений сунула ей при выписке тысячу рублей. Вика тогда отказалась – к ветеранам войны она относилась с большим уважением.

Пришла повестка в суд. Вика испугалась, что следствие уже закончено, но, взяв себя в руки, поняла, что это связано с разводом. Суд был не местным, а питерским.

Подавив соблазн послать все к черту, она поехала на заседание. Андрея не было, его представлял адвокат, худой жилистый мужчина с выпирающим кадыком и неприятно густыми жесткими волосами.

Судьей оказалась дама средних лет с агрессивным макияжем и взбитой стрижкой фасона «Я служу своей стране». Она неодобрительно посмотрела на Вику, когда та категорически отказалась разводиться без присутствия мужа.

Вика сама не знала, что заставляет ее с ослиным упрямством повторять «нет». Ну, увидит она Андрея, ну, посмотрит ему в глаза, что дальше? Только лишняя душевная боль.

Их все равно разведут. Но пусть Андрей знает, что жизнь – это не сплошной праздник, иногда приходится отвечать за себя самому.

– Только затягиваете дело, – буркнула судья.

Но в результате дала время на размышление и назначила следующее заседание через неделю.

– Зачем тебе это надо? – горячился Балахонов.

Сегодня он приехал вместе с Тосей. Супруги распекали Вику за упрямство, одновременно пытаясь накормить. Увы, безуспешно, один йогурт в день был пределом ее возможностей.

Тосино лицо светилось оживлением. Операцию назначили через месяц, сейчас она готовилась – лечила зубы, пила препараты кальция и витамины.

– Хочешь пирожок? Тебе всегда нравились мои пирожки, – уговаривала она.

Вика покачала головой. Представив, в какую неаппетитную массу превратится румяный пирожок в ее желудке, она почувствовала позыв к рвоте.

– Развелась бы сегодня, и все. Что за детский сад, Викуля? Что и кому ты хочешь доказать?

– Свекру хочу доказать, что я человек, а не тряпка, о которую можно вытереть ноги.

– Ну, как знаешь. А вообще я думаю, тебе надо взять адвоката. Ты надеешься на логику и здравый смысл, которыми обладаешь в полной мере, но наша правоохранительная система, как я понял, это последнее место, где они требуются. С этой диктофонной записью – чудовищный казус вообще! Коню понятно, если тебе скажут, что записывают разговор, ты откажешься от взятки. Тут же – чистый эксперимент, объективные данные! Так что возьми адвоката, у них мозги на это заточены.

Совет хорош, только у нее нет денег на адвоката. Все, что было: и кредит, и заначка, – ушло на отделку дома, сейчас Вика располагала только отпускными. Работа в частной клинике накрылась, а поскольку она числилась там по договору, выходного пособия не полагалось. С основной работой тоже пока неясно, главврач хочет ее уволить. Пока он не может этого сделать, ведь вымогательство еще не доказано. До решения суда никто не вправе назвать ее взяточницей. Если сейчас ее уволят, а суд признает невиновной, она легко восстановится на работе и вытребует еще моральную компенсацию. Но в любом случае, пока идет следствие, о гонорарах придется забыть.

Из такого урезанного бюджета не выкроить денег на хорошего адвоката, а плохой – зачем он нужен? Вика хотела сказать об этом Балахонову, но вовремя спохватилась. Если он поймет, что Вика нуждается, тут же вернет ей деньги на Тосину операцию. А этого допустить ни в коем случае нельзя!

«Продам машину», – решила она.

– Викуля, ты не думай, Леша советует тебе адвоката не потому, что не хочет больше помогать тебе. – Тося неправильно истолковала ее молчание. – Он все время ищет выход. Всех знакомых обзвонил.

«Да какие там у него знакомые», – мрачно подумала Вика.

– Всех на ноги поднял, – буркнул Леша. – У меня же всякие пациенты были, я даже прокурора города оперировал, помнишь?

– Не помню.

– Аппендицит. Причем такой, что мама не горюй.

– Как это он к нам попал? – удивилась Вика. – По статусу должен бы в элитной клинике лечиться.

– Да ходил неделю, перемогался, пока не скрутило среди ночи. Тут уж не до жиру. Пивоваров тогда дежурил, у него на государственное тело рука не поднялась, меня вызвал. Я в живот зашел и офигел – ну, думаю, все, кранты. Кишечный свищ, перитонит, интоксикация. Прокурора на кладбище, доктора Балахонова в тюрягу. Никому же потом не объяснишь, что этот идиот дома неделю гасился. Так что ты думаешь – зажило на нем, как после катарального[5]. Он даже не понял, что на волосок от смерти был.

– Не помню такого случая.

– Наверное, ты в отпуске была или на учебе… Не важно. Короче, я к нему поперся на прием. Так, мол, и так, это я, ваш покорный слуга и спаситель вашей жизни. Прошу, разберитесь с делом Воротниковой. Чуть ли не на коленях ползал, чтоб он дело прекратил. Он мне так милостиво покивал, не волнуйтесь, говорит, товарищ, судить будем беспристрастно и объективно. Вот сука! – неожиданно зло закончил Леша.

– Зачем ты унижался?

– При чем тут унижение? Я ему помог! Спас его от смерти! А он меня на хрен послал. И не только он один, я и мэрию пробивал, и к фээсбэшникам подбирался. Тупо брал журнал поступлений за последние три года и смотрел, кого я лечил. Всем звонил – и по нулям. Кто рекламирует наше распрекрасное правосудие, а кто прямо говорит: мол, нет административного ресурса. Подонки. Знаешь, Вика, доктора обидеть, который тебе жизнь подарил, – это все равно что родную мать обидеть.

Она усмехнулась.

– Да хоть следака своего возьми, – продолжал Алексей. – Ты его отцу ногу сохранила, по первому моему звонку прилетела, хоть имела полное право повернуться на другой бок и спать дальше. Он молиться на тебя должен, а вместо этого…

– Под монастырь меня подводит, – засмеялась Вика. – Это чтобы я сама за себя помолилась.