Голубое шампанское - Джон Варли

Будучи намного моложе, Бах завела отношения, во многом против своих же убеждений, с землянином из разновидности «качок». Отношения развалились, но в наследство ей досталось четкое предпочтение к мужчинам атлетического сложения. Это обрекло ее на сожительство лишь с двумя типами мужчин: мускулистыми мезоморфами с Земли и упрямыми лунариями, которые думали только о том, как качать железо по десять часов в день. Ральф был из последней категории.

Насколько Бах смогла выяснить, не существовало правила, что такие образчики обязаны быть интеллектуальными карликами. Это был стереотип. В случае же Ральфа он оправдался. Хотя Ральф Голдштейн и не был умственно ущербным, его самые значительные интеллектуальные вопросы сводились к тому, сколько килограммов отжимать лежа. Свободное время он проводил, чистя зубы, брея грудь или разглядывая свои фото в журналах для бодибилдеров. Бах точно знала – Ральф считает, что Земля и Солнце вращаются вокруг Луны.

У него имелось только два реальных интереса: поднимать тяжести и заниматься любовью с Анной-Луизой Бах. Против этого она совершенно не возражала.

У Ральфа на пенисе была татуировка в виде свастики. В самом начале отношений Бах выяснила, что Ральф понятия не имеет об истории этого символа. Он увидел его в старом фильме и решил, что он смотрится круто. Ее веселили размышления о том, что его предки подумали бы о таком украшении.

Ральф принес стул, поставил его возле ванны, уселся, потом нажал на кнопку на полу. Для Бах ванна была главной роскошью. Она обеспечивала ей много удовольствий. Вот и сейчас она приподняла ее на длинной решетке так, что ее тело наполовину вышло из воды. Ральф начал мыть эту половину. Бах наблюдала за его намыленными руками.

– Ты ходила к врачу? – спросил он.

– Да, наконец-то сходила.

– И что он сказал?

– Что у меня рак.

– Насколько серьезный?

– Очень серьезный. Обойдется мне в кучу денег. Не знаю, покроет ли страховка все расходы.

Она закрыла глаза и вздохнула. Ее раздражало, что он в кои-то веки оказался насчет чего-то прав. Ральф несколько месяцев доставал ее просьбой пройти медицинский осмотр.

– Ты избавишься от него завтра?

– Нет, Ральф, завтра у меня не будет времени. На следующей неделе, обещаю. Возникла одна проблема, но с ней будет покончено на следующей неделе, так или иначе.

Он нахмурился, но ничего не сказал. И не должен был. Единственное, о чем Ральф знал больше нее, было человеческое тело, забота и уход за ним, но даже она понимала, что в конечном итоге будет дешевле сделать дело сейчас, чем откладывать на потом.

Она настолько расслабилась, что ему пришлось помочь ей перевернуться. Черт, как же он был в этом хорош… Она никогда не просила его это делать, а он, похоже, этим наслаждался. Его сильные руки стали разминать ей спину, как по волшебству находя все напряженные места. Постепенно их не осталось.

– А что за проблема возникла?

– Я… не могу пока рассказать. Сейчас это секретно.

Он не стал возражать и не высказал удивления, хотя это был первый случай, когда работа завела Бах во владения секретности.

И это действительно раздражало. Одной из наиболее очаровательных черт Ральфа было его умение слушать. Хотя ему была недоступна техническая сторона чего бы то ни было, он иногда мог дать на удивление хороший совет, касающийся личных проблем. Но чаще демонстрировал умение синтезировать и выражать то, о чем Бах уже знала, но не позволяла себе видеть.

Что ж, о части проблемы она может ему рассказать.

– Есть такой спутник, Танго Чарли, – начала она. – Слышал о нем когда-нибудь?

– Смешное название для спутника.

– Мы его так называем в журналах слежения. У него никогда не было названия. Точнее, было, очень давно, но когда он стал собственностью GWA, его превратили в исследовательскую станцию и курорт для руководства и стали обозначать просто как ТЧ-38[14]. Он достался им в войне с «Telecommunion» как часть мирного договора. Они получили Чарли, Пузырь и пару больших колес.

– Проблема с Чарли в том, что станция… падает. И примерно через шесть дней она размажется по всей обратной стороне. Будет очень большой бабах.

Ральф продолжал разминать ей бедра. Торопить его никогда не было хорошей идеей. Он усваивал информацию своим способом и со своей скоростью или не усваивал вовсе.

– Почему она падает?

– Это сложно. Она уже давно заброшена. Какое-то время станция еще была в состоянии делать коррекции курса, но похоже, на ней кончилась реакционная масса[15]. Или же компьютер, которому полагалось стабилизировать орбиту, больше не работает. Он не делал коррекции уже года два.

– А почему орбита…

– Орбита вокруг Луны никогда не бывает стабильной. На спутник действует притяжение Земли, солнечный ветер, концентрации массы на поверхности Луны… десятки факторов, которые со временем суммируются. Чарли сейчас летит по очень эксцентрической орбите. В прошлый раз станция прошла в километре от поверхности. В следующий раз пройдет впритирку, а на очередном витке врежется в Луну.

Ральф перестал ее массировать. Когда Бах посмотрела на него, то увидела, что он встревожен. До него только сейчас дошло, что в его родную планету скоро врежется очень большой объект, и эта идея ему не понравилась.

– Не волнуйся, на поверхности есть сооружения, которые могут немного пострадать от обломков, но Чарли упадет за сотни километров от любых поселений. На этот счет нам бояться нечего.

– Тогда почему бы вам просто не… толкнуть ее обратно… подняться туда и сделать…

«То, что вы делаете», закончила за него Бах. Пусть он понятия не имел, что удерживает спутник на орбите, но знал, что есть люди, которые постоянно решают такие проблемы.

Имелись и другие вопросы, которые он мог задать. Почему станция все эти годы была заброшена? Почему бы ее не демонтировать? Зачем вообще было доводить ее до такого состояния? Все подобные вопросы опять возвращали ее к секретности.

Бах вздохнула и перевернулась.

– Хотела бы я, чтобы мы это могли, – искренне ответила она.

Бах заметила, что свастика ей салютует, и это показалось ей удачной идеей, так что она позволила отнести ее в спальню.