Фиалки на десерт - Мария Метлицкая

– В общем, так! – решительно сказала я, прихлопнув ладонью по столу и окончив дебаты. – Папа переезжает сюда, к тебе. А мы с Митькой едем на Сокол, в бабушкину квартиру!

Мама молчала и переваривала сказанное.

А потом ответила:

– Тань! Нет, так не надо! Я боюсь, понимаешь? Ну, что все… снова здорово! Что все вернется на круги своя, понимаешь? Сейчас у нас театры, цветы, шампанское с эклерами. А съедемся… Кто знает? Быт опять загрызет.

Мама боялась. Но я оставалась тверда: переезжаю, и точка! В конце концов, у меня тоже ведь может быть личная жизнь.

Через два месяца все обустроилось – папа сделал небольшой ремонт в бабушкиной квартире и с удовольствием переехал к бывшей жене: «Что нам время терять, Зоечка?»

Мама вздыхала и с испугом смотрела на меня, ища поддержки.

Наши с Митькой вещи были уже собраны. Да что там вещей-то? С гулькин нос – чемодан с одеждой, сумка с обувью, мешок с Митькиными игрушками и книги.

Перевезли все одним махом, на одном такси.

В доме уже не пахло бабушкой – ее кровать, с металлическими шишечками и пышной периной, убрали на антресоли. Круглый обеденный стол увез папин друг на дачу: «Что ты, Таня? Он же полкомнаты занимал! Совсем нет пространства!»

Это была чистая правда – стол был слишком большим для современной квартиры в одну комнату. Сейчас пространство раздвинулось и стало безусловно свободней.

Но бабушкин стол с бежевой скатертью был для меня символом уюта и счастливого детства – я даже всплакнула.

Но папины доводы приняла – в комнату надо было впихнуть два дивана – мой и Митькин. Еще Митькин детский стол для занятий и рисования, стойку с игрушками и журнальный столик, на котором стоял проигрыватель – Митька обожал слушать пластинки со сказками.

Из бабушкиных вещей остались бледно-розовый абажур с кисточками, кухонный буфет с посудой и коврик с оленями, который я повесила над Митькиным диваном.

Митька носился по квартире и радовался:

– Это только наш дом, да, мам? Мы здесь только вдвоем с тобой? И это наше? Да, мам? И это? – Он дотрагивался до вещей и радостно смотрел на меня, ожидая подтверждения.

Я кивала, растерянно бродя по квартире.

Теперь мы были вдвоем с Митькой. Вдвоем!

Миша писал письма – нечасто, примерно раз в три-четыре месяца. У него, слава богу, все сложилось – работа в университете, хорошая зарплата. А через два года он женился. Прислал фотографию – на фотографии рядом с ним стояла молодая женщина с грустным и пугливым лицом – Мишина женщина, это было сразу понятно.

За несколько лет пугливая жена родила ему троих детей.

А мама с папой увлеклись путешествиями – байдарочными походами по Карелии и Байкалу, в горы и прочими экстремальными видами активного отдыха.

Это было странно – мама всегда любила комфорт.

В школу Митька пошел на Соколе – в первый класс его провожали все вместе. Он стоял нарядный и напряженный и все время оглядывался на меня. А я ревела и шепотом приговаривала:

– Какой ты стал взрослый, сыночек! И уже без меня!

Мама смотрела на меня с осуждением.

– Возьми себя в руки! – шипела она. – Совсем распустилась!

А через два месяца я не выдержала – уволилась из сада и устроилась в Митькину школу, учителем математики.

Теперь мы снова были вместе – вместе шли в школу, вместе возвращались. В столовой я видела, что и как Митька ест, на улице поправляла ему шапку и потуже завязывала шарф. На душе и в сердце наступил полный покой – сыночек был со мной, мы снова не расставались.

– Как же ты его чужой девице отдашь? – вздыхала мама. – Ты же совсем ненормальная!

– До этого далеко! – смеялась я. – Когда это еще будет!

* * *

С Богомоловым я познакомилась в метро – он стоял перед турникетом и не понимал, куда вставлять жетон. Было видно, что он крайне растерян.

– Помочь? – Мне стало его жалко, подумала – наверное, приезжий.

Он смутился.

– Простите! Я тут не был давно! Просто машина сломалась!

В вагон вошли вместе, и так получилось, что встали рядом. В вагоне было многолюдно и тесно. Мы стояли так плотно друг к другу, что, когда поезд резко затормозил, столкнулись и на минуту прижались друг к другу, словно приклеились.

Он был растерян, словно крестьянин, впервые приехавший в большой город. Оказалось, что и выходить нам вместе – на «Динамо».

– А вы торопитесь? – вдруг спросил он.

Я растерялась.

– А что? Вас проводить?

Он засмеялся.

– Да нет, спасибо! Вообще-то я москвич, как ни покажется странным! Это я хотел вас проводить! А перед этим, если вы будете, конечно, не против, выпить с вами чашку кофе. Очень хочется кофе, – словно извиняясь, пробурчал он.

На улице мы смущенно оглядывались – ни он, ни я в кафе завсегдатаями не были. Но где-то, конечно, притулились – с этим проблем, слава богу, не было. Не советские же времена.

А вот присев за столик, смутились еще больше – о чем говорить с незнакомым человеком? Я была еще та собеседница – уж в подобной-то ситуации наверняка от меня пользы было не много.

И Богомолов тоже не из болтливых – жизнь это потом подтвердила. Но худо-бедно справились. Выпив кофе, вышли на улицу. Богомолов растерянно смотрел на меня и все никак не решался проститься. Наконец выдавил:

– Может, завтра еще куда-нибудь, а? В смысле – сходим?

Я почувствовала, что краснею как рак, закашлялась от смущения и не нашла ничего умнее, как отказаться:

– Завтра? Ой! А завтра я с сыном иду в театр!

– Ну тогда созвонимся? – неуверенно произнес он.

Я с облегчением кивнула, торопливо продиктовала свой телефон и, как девчонка, бросилась в метро. Там, сев на скамейку и слегка отдышавшись, принялась себя успокаивать и уговаривать, что никогда этот хмурый, серьезный и очень симпатичный мужик мне не перезвонит. Зачем я ему – невзрачная, обыкновенная. Во мне ведь совсем ничего нет – ни красоты, ни элегантности, ни кокетства – ничего! Нет даже признаков поиска, как у многих одиноких женщин, у которых буквально на лице написано, что они ищут повода для отношений.

Вот Светка, к примеру, отчаянно сверкает глазами, осматривает мужиков, словно ощупывает – подходит, не подходит? А если подходит – то для чего? У нее имеется четкая градация – для койки, для души и для улучшения материального положения. Правда, еще не нашелся мужчина, который всем этим требованиям соответствовал одновременно.

Я часто ловила себя на том, что шарахаюсь от мужского внимания, как от проказы. Аж вздрагиваю, чувствуя на себе чей-то взгляд.

«Вот оно, отсутствие нормального, здорового секса! – орала Светка. – Вот оно, покалеченное душевное здоровье! Тебе мужика надо – пусть самого простого, кондового, например слесарюгу из ЖЭКа! Безо всяких там романов и соплей – грубый секс, и все! Вот тогда твои окривевшие мозги на место и встанут! У тебя же вид ущербной бабы, ты что, не видишь?»