Лучше прячься - Виолетта Роман

– Степан Васильевич, – раздается голос Арины.

Я вздрагиваю, и дедушка тоже. Мы оборачиваемся на звук. Девушка направляется к нам.

– Это Арина, – говорю шепотом дедуле. – Помнишь, одноклассница моя? Она помогла мне с жильем…

Дедушка кивает.

– Как я рада вас видеть! – восклицает с улыбкой Арина, подходя к нам. Она протягивает руки и обнимает деда. Удивленный такой эмоциональности, он просто остается на месте, позволяя ей делать это.

– Вы совсем не изменись!

Он хмурится, не может понять, что вообще тут происходит. Да и я не пойму, что это на нее нашло.

– Вы не переживайте, Алена в хороших… – произносит Арина, а я дергаю ее за рукав. Понимаю, что она лишнее может сболтнуть.

– Дедуль, нам пора. Я позвоню тебе.

Он кивает и протягивает мне сумку. Обнимает крепко.

– Будь осторожна внучка, – на ухо, шепотом.

Дедушка поднимается со скамейки и направляется вдоль дороги в сторону поселка. Стою и смотрю в его спину сгорбленную, и хочется кричать. Хочется сорваться и с ним пойти. Поселиться в этой деревне глухой и бед не знать.

– Ты идешь, Ален? Нам бы дотемна вернуться, – раздается за спиной голос Арины.

Я киваю и послушно следую за ней к машине. И только когда забираюсь в нее, открываю сумку и застываю в изумлении. Деньги. Много денег. Пять пачек, связанных между собой купюр. Навскидку, здесь около полумиллиона.

Закрываю сумку, и застываю в шоке от увиденного. Откуда столько денег? Зачем он отдал мне так много? Господи, я запуталась, и я понятия не имею, что делать дальше.

Прикрываю глаза, понимая, что сейчас мне нужен теплый душ и уютная постель. С остальным я разберусь потом.

Сжимал в руках телефон, тупо уставившись на черный пустой экран. В глаза будто песка насыпали. Четвертые сутки без сна. Я обыскал весь город, едва ли не пешком прошерстил все улицы, но так ничего не нашел. И Гаспар только что сообщил, что по Изварину все мертво. Нет его. Будто испарился, с*кин сын.

Все это время как на вертеле. Одна мысль о том, что она в беде, с моим ребенком под сердцем, заставляла загибаться в агонии. Орать хотелось, до хрипоты орать. Изнутри пожирало самоедство, и *б*ный страх. Чувствую себя беспомощной тряпкой, и это злит.

А ведь после войны думал, что ни один ад мне не страшен. И даже когда Дробин уничтожал за решеткой, спокоен был. Знал наперед, что все равно встану и переломаю хребет ублюдку. Знал, что каждый, кто посмел тронуть – получит свое. А сейчас я готов признать, что трусом стал. Страшно. Каждую секунду мне не по себе. Я не знаю где она, и эта боль тисками сдавливает.

Если с ними что-то случится, то я нежилец. Смерть Оли не сломала – озлобила. А это уничтожит.

Услышал звук открываемой двери, а затем шаги. Это вырвало из мыслей. Встрепенулся. И когда вдруг раздался щелчок затвора, на моих губах появилась улыбка. Хоть какое-то движение за эти полные тишины дни.

Обернулся, уже зная, что увижу. Дед стоял в дверях, наставив на меня охотничье ружье.

– Хотя бы не промахнись из этой дуры, – усмехнулся, проводя ладонью по волосам. – В грудь стреляй, не хочу долго подыхать.

Дед подошел ближе, направив дуло по указанному направлению.

– Что ж она нашла то в тебе, в отморозке? Не пойму я никак… – злость в его глазах наталкивает меня на мысль. Обернувшись, смотрю на стол, куда всего час назад я положил сумку с деньгами. Пусто. И это заставляет меня улыбнуться.

– Провел-таки, хитрый лис, – из груди смешок вырывается. И не злюсь уже, просто сил на это нет. – Надурил, как лошка малолетнего.

Дед молчит, смотрит на меня из-под хмуро сведенных бровей.

– В аптеку, говоришь, ходил? – протягиваю с ухмылкой. – Ну и, в аптеке хотя бы бабки взяли? – киваю на место, где была сумка.

– Забрали, – отвечает тихо. – Это что ж ты такое сделал ей, что она как огня тебя боится? А?

От его слов внутренности кислотой жжет. А от мысли, что она рядом была, и этот старый идиот не сказал, злость накрывает. И ведь понимаю, что не скажет ни слова.

– Она не голодная хоть? Одета тепло? Здесь погода дерьмовая…

Смотрю на него, и понимаю, что как нищий мальчишка подаяние жду новостей о ней. Хотя бы краем глаза заглянуть, увидеть ее… И в то же время понимаю, что в порядке она. Если с дедом виделась, значит, ничего пока не случилось дурного. Попускает немного.

– Ты меня не путай с Аленкой, – бурчит дед. – Это с ней твоя лапша помогла, Русаков, – делает шаг, упираясь дулом мне в грудь. – Ты ведь знаешь, я давно хочу тебя пристрелить. И сейчас просто отличный момент. В огороде прикопаю, и ни одна пала тебя не хватится. Ты же мертв, вроде как, – цедит со злостью.

Эх, Романов. Мусором был, им же и остался.

– Ну так, стреляй, Степан Васильич, чего ждешь?

Молчит, только на лбу пот выступает.

– Не выстрелишь. Знаешь ведь, что она не простит тебе. Понимаешь, что ее в обиду не дам…

Он растерян.

– И правильно думаешь, Романов. Может, я и бандит, может, урод последний, но внучке твоей больно не сделаю. Задайся вопросом, почему ты все еще не привязан к стулу? Почему я все еще не пытаю тебя, стараясь выбить информацию?

Знает он все. Прекрасно понимает, старый прохвост. Только Аленка уперлась рогом и идти ко мне не хочет. А он меж двух огней, не знает что делать, как правильно поступить.

– Я за нее сдохну, но ты и это знаешь. И если такого ее желание, стреляй. Более того, если это поможет делу, я и сам себе пулю в лоб пущу. Но ты ведь понимаешь, что после моей смерти от нее не отстанут. Что дело не только во мне, Романов. И только если я рядом буду, она выживет.

Кривится, словно противно ему признавать правоту мою.

– Что ты взял из того сейфа?

Я замер. Какой к черту сейф?

– Из сейфа Королева двенадцать лет назад, – произнес Романов, откровенно наслаждаясь моим замешательством. – Ты ограбил дом, убил его семью. Алена сказала, что ищут то, что ты забрал оттуда.

Алена сказала? Бл,*ть, все-таки, вляпалась в очередную беду! Даже здесь не сидится на месте! Твою мать! Мысли роились в мозгу, я пытался понять, как это может быть связано с Королевым. И это могло бы быть правдой, если бы…

– Там все глухо… – ответил спокойно старику.

Он оскалился.

– Ты убил их всех, Русаков! Убил жену, ребенка. Даже их не пожалел! Так почему ты думаешь, что за них не придут мстить?

Он надоел мне.

Выбил ружье из его рук. На него направил. Видел, как покрылся испариной старый, как от перенапряжения задергался его глаз.