Картонная пуля - Александр Духнов

Жизнь нужно прожить так, чтобы потом на сковородке не было мучительно горячо.

Блондин продолжал покорно изображать мишень. Я хотел нажать на спуск хотя бы из самого элементарного соображения — чтобы их стало меньше. Но тут кто-то вложил в мою голову мысль: этого я хоть в лицо знаю, вдруг сей факт пригодится…

Я пнул Колю ботинком в голову и, утопая в снегу, побежал обратно к «шиньону».

Мне по жизни спорадически снятся три кошмара. То вдруг выясняется, что я не дослужил в армии, приходят офицеры из военкомата и объясняют, так мол и так, произошло недоразуменье, забриваем тебя еще на полгода. Служу по второму разу, служба тянется, а все забыли, что я здесь всего на шесть дополнительных месяцев, я всем доказываю, что я же давно чистый дембель, но доказать не могу, и проходит еще год, и полтора, и получается, что я отдаю священный долг Родине уже почти в два раза дольше, чем требует основной закон государства, и я понимаю, что пытка армией не кончится никогда. За беленым бетонным забором идет нормальная гражданская жизнь, девчонки, мои подруги, все замужем давно…

Потом, конечно, просыпаюсь и соображаю: за что мне такое виденье? И ответ получается следующий. Их собственно два. Номер один — что в прошлом я кому-то остался сильно должен. И номер два — что никакого виденья нет, а натурально за забором идет нормальная жизнь, а я не могу в нее включиться, ни понять, ни включиться, живу в своих собственных выделениях, как Ихтиандр в тюремной бочке.

Второй кошмар простой, но от этого не менее противный: бегу, утопая в снегу. И даже не в том смысле, что от кого-то убегаю или догоняю. Просто исчезла свобода движений. Рвусь из сухожилий, чувствую, что усилия-то применяю обычные, но все движения съедает снег. А снег необычный — не холодный, даже теплый. Может, не снег, а вата?

Про третий сон рассказывать не буду — так, ничего особенного, чисто личное.

…Сейчас из самого что ни на есть кипенья жизни я как раз и провалился во второй кошмар. И главное, снег, как до сне, горячий. И вот-вот в спину застучит свинцовый град — еще горячее. На секунду меня охватило чувство, похожее на то, что описывал мой любимый писатель Дюма-пэр в сцене казни миледи. Миледи бросилась бежать и споткнулась, она могла бы подскочить и мчаться дальше, но решила, что это знак свыше, и ее мышцы превратились в неуправляемый кисель. А мне показалось, если я очутился в старом сне, значит, и свинец окажется ненастоящим.

Кое-как я добрался до забора и перевалился в соседний двор. На всю деревянную округу прогремели два выстрела, позади мелькнула большая тень, похожая на тень вымершего динозавра. Я дал ответную очередь. Тень резво нырнула за угол. Не мешкая, я возобновил медленное продвижение к машине и, наконец, выбрался на вытоптанный участок двора.

На крыльце этого, второго, дома стоял мужчина в огромных трусах, майке, растоптанных валенках и занимался… э-э-э… энурезом. Раздавшаяся дочти под ухом стрельба отрезвила аборигена и заставила насторожиться. Увидев меня, мужик засуетился и побежал прятаться за дверь, мочевой пузырь тем временем испугаться не успел и продолжал функционировать в автономном режиме.

Прежние подозрения в отношении Терехина ожили и вновь приобрели окраску, свойственную русской реалистической школе живописи, можно сказать, репинскую окраску. Однако в равной степени имиджмейкер мог управлять бандой и стать заложником ее действий. Иными словами, его могли взять в плен и заставили позвонить старому другу.

Что кривить душой, если бы мне в рот сунули ствол, я бы и сам позвонил Александру Николаевичу и, как миленький, назначил встречу, где велели. Хотя, если в рот, говорить трудно. Второй вариант событий, в свою очередь, делится еще на два без остатка: после звонка Терехина убили или, связав по рукам и ногам, оставили до лучших времен. И снова последний вариант имеет два исхода: или таскают с собой, например, в багажнике или бросили. Например, в его же квартире.

Вроде логично: засаду удобнее всего устраивать в квартире, тем более и опыт имеется, или возле квартиры. Или в офисе? Так или иначе, сейчас я направлялся к дому Терехина, стараясь перехитрить очередной светофор.

На случай, если несчастный имиджмейкер, связанный, с приклеенными к скотчу губами, замерзает в не-топленном доме с разобранной крышей, я позвонил в милицию и наябедничал загробным голосом анонима: «А на Сургутской стреляют из автоматов».

Местные жители — хорошие люди, пьют водку и слушают магнитофон, но вряд ли кому-нибудь придет в голову обращаться в ментовку из-за двух-трех паршивых выстрелов, не того сорта публика, чтобы лишний раз обращаться, да и до ближайшего телефона по морозу бежать через две улицы…

В подъезде Терехина у дверей его квартиры трясла ключами неизвестная девушка, в просторном желтом пальто напоминающая сноп соломы, а может, сена, в общем, сноп чего-то сельскохозяйственного, не сказать, чтобы ликом безобразная, но далеко не из тех, вслед кому хочется обернуться, чтобы посмотреть, не обернулась ли она.

Как ни в чем не бывало я остановился рядом.

Сноп окинул меня растерянным взглядом.

— Открывайте, открывайте, — подбодрил я.

— А вы кто?

— Я лучший друг Александра Николаевича Сергей Иванович Бобров. Может, слышали?

— Слышала, Саша про вас говорил.

— А вы кто?

— Знакомая Кристина, может, слышали?

— Само собой, он только о вас и говорит, можно сказать, бредит, — соврал я из вежливости.

Девушка, кажется, не особенно поверила.

Я кивнул на дверь.

— Нету дома?

— Вообще-то должен быть. Может, вышел ненадолго…

— Давайте ключи. Я помогу.

— Я сама… Всего на один замок закрыто… Наверное, вышел куда-нибудь ненадолго. Может, в магазин?..

…Первое, что бросилось в глаза в квартире, — это разбитый вдребезги монитор и растоптанная чьим-то безжалостным каблуком клавиатура. Второй компьютер за неделю. Плохими машинами Терехин не пользуется не потому, что такой увлеченный компьютерщик, а потому, что сноб. Во сколько же я ему обхожусь?

Терехин лежал на полу, примотанный скотчем к венскому стулу спиной к входной двери и всем своим неподвижным видом вызывал нехорошие предчувствия…

— Саша, — жалобно позвала Кристина.

Стул зашевелился. Значит, живой. Не стул, конечно.

Пострадал он гораздо меньше, чем я ожидал. По крайней мере, утюгом его не нагревали и в унитазе с головой не топили. В общем, недолго уговаривали заманить лучшего друга в ловушку. По физиономии, впрочем, прошлись — один глаз заплыл и почти закрылся. Левая сторона нижней губы распухла, почернела и закровила, когда я отдирал от нее широкую полосу скотча.

Несколько минут Терехин только охал и грязно ругался, пытаясь вернуть кровообращение в скрюченных конечностях.