Четыре жизни Хелен Ламберт - Констанс Сэйерс

Хелен Ламберт

Вашингтон, 26 мая 2012 года

Из кухни доносился чудесный запах. Взглянув одним глазом на часы, я заметила, что уже почти три часа. Я села, осознав, что проспала большую часть дня. Подушка рядом со мной выглядела смятой. И тогда меня осенило. Люк. Я вспомнила завтрак и кровотечение из носа. Мужчину, который сидел на моей кухне, – Люсьен, он же Люк. Теперь он присутствовал не только в реальности, но и в моих снах.

Направляясь по коридору, я свернула за угол, на кухню. Люк, казалось, знал, что я пришла, хотя я молчала. Прислонившись к плите, он что-то искал в своем телефоне.

– Как насчет оперы во вторник? – Варнер порылся в карманах и достал ключ от своей машины.

– В ближайший вторник?

– Да, именно.

– С удовольствием. – Я села за стойку. Тело как будто потяжелело. – Ты, кстати, появился в моем сне.

– Я? – Он положил свой iPhone и умело встряхнул сковороду. Я заметила филе лосося, послушно перевернувшееся, и салат из рукколы в миске. – Пора бы уже.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала я, обхватив голову руками.

– Это сложно понять.

– Да, верно.

– Если ты видела меня, значит, видела и свою мать. Вернее, мать Джульетты.

– И ее странный ритуал.

– О! Это был не просто ритуал.

Он был удивительно милым, когда хлопотал на моей кухне как у себя дома. Я вспомнила ощущение, с которым руки Джульетты касались новых платьев, и запах вишневого соуса. Конечно, Люк был прав. То, что сотворила мать Джульетты в ту ночь, вызывало у меня ужас.

Прежде чем я успела спросить Варнера о чем-то еще, он положил в тарелку восхитительно розовый кусок рыбы и подал ее с салатом из рукколы.

– Тебе нужно поесть. – С ловкостью шеф-повара он вымыл сковороду и поставил миски в посудомоечную машину.

Мы встретились взглядами.

– Ты мог бы избавить меня от хлопот и рассказать все сам.

– Я знаю, – усмехнулся он. – Но так нельзя. Просто продолжай смотреть сны, Хелен.

Я повернулась, когда он проходил мимо меня по пути в коридор.

– Ты не кажешься мне приверженцем правил, Люк Варнер.

Он вернулся на кухню, поправляя ремень мягкого кожаного портфеля, перекинутый через плечо.

– Что ж, допустим, у меня уже было из-за этого достаточно неприятностей, так что сейчас я стараюсь соблюдать правила. Кроме того, тебе лучше самой увидеть собственную жизнь.

Он говорил точно так же, как и Люсьен Варнье из моего сна. Я поняла, что ответы на вопросы мне придется искать самостоятельно.

– Так что за опера?

Люк наклонился вперед, как будто собирался открыть мне секрет.

– Это сюрприз. – Схватив ключи со стойки, он потрепал меня по голове как шестилетнего ребенка. – Мне пора. Нужно продать одну картину.

Прежде чем пройти в коридор, он повернулся.

– Опера… относись к ней как к премьере.

– Приказываешь мне приодеться?

– Так точно, – усмехнулся он.

Спустя мгновение я услышала, как за ним защелкнулась входная дверь.

Когда Люк ушел, я полезла в сумку и вытащила альбом с картинами Огюста Маршана, который купила вчера по дороге домой. На самом деле мне стало жаль Маршана – его альбомы продавались за бесценок. Они были разбросаны на прилавках с уцененными товарами, словно прошлогодние календари с кошками. Пролистав альбом, я ощутила странное чувство узнавания. Передо мной предстали дети из деревни. Дело было не столько в лицах, сколько в местности. На одной картине изображался каменный колодец и сидящая перед ним маленькая девочка. С обратной стороны я нашла другую картину, и рука вмиг отдернулась, как будто обожженная раскаленной сковородой. На меня смотрела обнаженная девушка. Я. Темно-рыжие кудри расплескались вокруг головы в нижней части картины. Рисунок выглядел очень личным. Девушка поднимала глаза, как будто глядя на зрителя… или на художника? Работа выглядела до боли знакомой. Даже не сама картина, а сцена, атмосфера, в которой она писалась. Закрыв глаза, я почувствовала складки драпировки, окутывающей холодное обнаженное тело. Я знала, как пахло в комнате и что ветерок задувал через правое окно, развевая волосы и вызывая озноб. Но девушка не смела прикрыться. Это была сцена из сна, который недавно мне приснился. Я прочитала название: «Джульетта». Та самая картина, о которой рассказывал Люк. Теперь она принадлежала частному коллекционеру.

Думая об опере и пытаясь отвлечься от произошедшего, я принялась рыться в шкафу, но ничего достойного оперы-сюрприза не нашла. Тогда я решила действовать иначе – набрать номер Микки и позвать его в экстренную поездку по магазинам. Мы встретились в бутике на Коннектикут-авеню. Примерки проходили в спешке, поскольку по субботам магазин закрывался в шесть часов. Перебрав несколько вариантов, я выбрала великолепное шелковое платье стального синего цвета от Рим Акры с тюлевой накидкой и изысканной золотой отделкой. Оно выглядело как платье из другой эпохи, вдохновленное интерьерами Версаля. Возможно, я руководствовалась воспоминаниями о Джульетте: платье напомнило мне наряды из ее шкафа на бульваре Сен-Жермен.

Пока я переодевалась, Микки зашел на сайт Кеннеди-центра и выяснил, что недавно стартовала постановка «Вертера» Жюля Массне, однако на вторник в афише этой оперы не было.

– О, как это романтично, – сказал Микки, взъерошив мне волосы. – Женщине, которая знает все, что происходит в Вашингтоне, хотят устроить сюрприз!

– Пойдем. – Я махнула рукой в сторону Коннектикут-авеню.

Будучи джентльменом, Микки нес тяжелую сумку с моим новым платьем.

– Как думаешь, я похожа на древнюю душу? – выпалила я, остановившись в середине квартала.

– Нет, только на древнюю клячу, – откликнулся Микки с улыбкой.

Я бросила на друга сердитый взгляд.

– Ты веришь в прошлые жизни?

– Вот дерьмо. Неужели после истории с Роджером ты уверовала? Только прошу, не отдавай себя религии целиком и полностью! И уж тем более не становись баптисткой! Иначе придется раз и навсегда забыть о хорошем сексе. – Микки остановился. – Знаешь, у нас в Джорджтауне есть экстрасенс. Ее все рекомендуют. Может, сходим к ней и проверим, что она умеет? В Джорджии у меня жила тетя, и она все время ходила к экстрасенсам. И вот однажды ей сказали, что моя мать умрет.

– Но твоя мать жива, Микки.

– Но тетя-то умерла. – Он приподнял бровь. – Значит, экстрасенс оказалась близка к истине.

– Боюсь, я с тобой не соглашусь, Мик. Мать и тетя – это два разных человека.

– Они были близнецами, Хелен! Двойняшками. Поверь, она правду сказала.