Роковое пророчество Распутина - Екатерина Барсова

Я плохо помню, как попал к Бадмаеву. Когда-то у меня были родители, семья, были братья и сестры, но потом, когда я очутился в Петербурге, — память стала как белый лист бумаги. Стерли прежние письмена и написали новые.

Я не помню своего прежнего имени. Теперь я — ученик Бадмаева. И живу в его доме.

Однажды Учитель позвал меня к себе и сказал:

— Скоро к нам придет один человек, — и замолчал.

Я тоже молчал, потому что знал, что нельзя беспокоить Учителя ни в коем случае. Нужно ждать, когда он продолжит беседу, даже если время тянется бесконечно долго. Умение ждать, не задавать лишних вопросов, беспрекословно выполнять поручения — все это входило в негласный свод правил, которым я должен был подчиняться для того, чтобы стать хорошим учеником. А я твердо собирался им стать.

Иногда в моей памяти брезжила прошлая жизнь — слабо, едва-едва. И тут же пропадала. Я помнил одно — меня взяли в ученики, и теперь мои душа и тело принадлежат моему господину, Учителю, хозяину Жамсарану.

Он строг, но справедлив. Его слава как лекаря росла с каждым днем. Но он и не нуждается в славе, он так велик, как только может быть велик человек, избравший для себя стезю святого.

Его биографию я знаю почти наизусть. Как странно — я не помню своих родителей, а жизнь Учителя знаю как сокровенную молитву. Он происходил из славного древнего рода Загосола Батмы, этот род шел от самого Чингисхана. Старший сын, Сультим Батма, прославился искусством врачевания. Семья перебралась в Петербург, Сультим стал Александром, а родовое имя «Батма» преобразовалось в фамилию Бадмаев.

Вскоре в столице была открыта аптека тибетских трав, а Сультим-Александр занялся частной практикой. К нему ходили самые высокопоставленные люди Российской империи. А затем и младший сын Загосола Батмы, Жамсаран, перебрался в Петербург и стал помощником старшего брата. Его имя отныне стало Петр Бадмаев, с ним он и прославился в дальнейшем.

Петр Бадмаев поступил на восточный факультет Санкт-Петербургского университета, параллельно стал посещать Медико-хирургическую академию в качестве вольнослушателя.

Закончив Медико-хирургическую академию, Жамсаран получил право заниматься врачебной практикой, но сферой его интересов была не европейская медицина, а древнее искусство тибетского врачевания. Для этого следовало найти трактат «Ч-ЖУД-ШИ» — главное руководство по изучению врачебной науки Тибета.

И здесь ему помогла работа в МИДе, связанная с поездками в Китай, Монголию, Тибет.

После смерти брата к Учителю перешли его практика, аптека и пациенты.

Частная практика приносила хороший доход, и вскоре Учитель построил на Поклонной горе в Петербурге, чуть ли не единственном сухом месте в городе, свой дом с восточной башенкой, который сразу окрестили «дачей Бадмаева».

О том моменте, когда он наконец-то нашел заветную рукопись, Учитель рассказывать не любит. Он говорит только о том, что нашел рукопись в одном из монастырей в горах Монголии.

Таинственный трактат о тибетской медицине… Любое заболевание рассматривалось гораздо шире, чем просто заболевание. Работа над переводом трактата Ч-ЖУД-ШИ заняла несколько лет. Это я знаю со слов Учителя, сам я появился в его доме позже.

Учитель был волшебником. Это точно! Я видел все собственными глазами. Как он лечил людей…

Но когда в нашем доме появился Григорий Распутин — все изменилось. Как будто бы атмосфера стала другой. Я — ученик, я обязан все оценивать беспристрастно и строго. Смотреть за Учителем — моя задача. Я должен оберегать его от всего. И когда появился этот… Чужак… Я насторожился. Я слышал, что его называли святым человеком и одновременно — проходимцем, развратником и пророком, и все это соединялось в нем одном — Распутине! Но для меня он не был ни тем, ни другим, только — Чужаком, человеком, который мог нарушить привычное течение нашей жизни.

Как описать его внешность? Эти пронзительные глаза, эту энергию, которая подчиняет и парализует тебя…

Он чувствовал собеседника изнутри и мог мгновенно расположить его к себе. Он мог быть обаятельным при желании и подкупал своим напускным добродушием. Но меня было этим не обмануть, я сразу видел — кто есть кто. Иногда люди представлялись мне в разноцветных облаках или аурах. Аура Распутина была черно-красная — яркая, страстная, гневная. Иногда мне казалось, что над ним реяли молнии. А в другой момент — он был агнец кроткий: тихий, благожелательный… Но все это было притворством, личиной.

Почему он возник у нас дома? Причина очень проста, банальна и неприлична. Я покраснел, когда Учитель сказал, не глядя на меня:

— Он хочет, чтобы ему вернули мужскую силу. И я помогу ему в этом.

Учитель смотрел куда-то в сторону. И я понимал, что он обдумывал свои мысли.

Здесь я должен сделать необходимые пояснения. Жамсаран был большим патриотом России. И ратовал за ее дальнейшее развитие. В Азии он был глазами и ушами МИДа, все наблюдал, изучал, оценивал. Из своих поездок по Китаю, Монголии и Тибету Бадмаев вынес убеждение, что ключ к Азии и всему буддистскому миру находится в Тибете. И если англичане завладеют им, то смогут диктовать свою политику в этом регионе.

— Я очень взволнован этим обстоятельством, — сказал мне однажды Учитель, — я думаю, что Россия должна предотвратить экспансию англичан.

Учитель говорил об этом туманно, но, кажется, он написал записку царю Александру III, где советовал, как вести политику в Азии, и в частности ратовал за строительство Сибирской железной дороги. Я плохо понимаю политику, и я не такой умный и ученый, как Учитель, которому я предан всем сердцем… Но я знаю, что сердце Петра Бадмаева болело за Россию, за ее процветание.

А тут появился Распутин, который имел большое влияние на императора Николая.

Распутин вызвал во мне желание узнать, кто он и откуда взялся.

— Учитель! — спросил я однажды. — А как он вообще появился? Откуда?

Жамсаран смотрел не на меня, а куда-то мимо, вглядываясь, вслушиваясь в себя, в свои внутренние мысли.

— Откуда? Кто знает, за какие грехи России был послан этот супостат? А самое интересное, что продвигали его наши церковные чины, — и он покачал головой. — Что совсем никуда не годится. Негоже это! А все потому, что прельстились им, посчитали за святого. Он немало хаживал по святым местам, занимался паломничеством. Прослыл святым человеком. И пошло-поехало. Передавали его из рук в руки. Все выше и выше… Вот и прибыл из Казанской епархии к ректору Петербургской академии Феофану… И никто в нем разглядеть нечестивца не мог. Или не хотел. — Учитель надолго замолчал. Я боялся нарушить это молчание. Но потом он продолжил: — А почему не хотели? Может, и свою корысть видели. Хотели заезжих магов отвадить от царской семьи… Я тебе уже рассказывал о докторе Филиппе и оккультисте Папюсе, которые около двора крутились да были с почетом приняты… — В голосе Учителя зазвучала обида. — А теперь на их месте Распутин.