Невидимки - Стеф Пенни

— Как он и сказал, подозреваю, он до сих пор переживает из-за этой истории. А если он ничего не знает…

— Люди обычно знают больше, чем кажется им самим.

— Поэтому вы спрашиваете меня, где сейчас мой племянник? Хотя я уже сказала вам, что не знаю?

Я улыбаюсь, признавая ее правоту:

— Наверное. И потом, у вас есть телефон.

Она цокает языком, улыбается и возводит глаза к потолку.

Мы что, флиртуем?

— Роза свалила давным-давно. Чихать она на них хотела. Так почему они должны относиться к ней как-то по-другому? Или к тем, кто хочет разузнать про нее?

Я отхлебываю из своей кружки и обнаруживаю, что она почти опустела. Чай Лулу по-прежнему дымится на столе.

— Так почему вы… не видитесь со своими родственниками?

Лулу вздыхает:

— Он вам понравился?

— Тене? Я… он довольно обаятельный человек.

Но, пожалуй, она права: он мне действительно понравился.

— Угу, обаятельный…

Она произносит это как ругательство.

— …Вы ведь не кричите на каждом углу о том, что вы цыган? Вот и я не кричу. А Тене именно так себя и ведет. Играет свою выдающуюся роль. Но на самом деле это вовсе не игра. Когда он о чем-нибудь думает, на первый план выходит цыганство, а все остальное остается на втором.

Она качает головой, избегая смотреть мне в глаза.

— А я на этом никогда не зацикливалась. Сколько можно так жить? Вечно разглагольствовать о старых добрых временах и «чистой черной крови»? Можно подумать, она когда-нибудь существовала.

Опять «чистая черная кровь».

— Этот вопрос так сильно волнует Тене? — спрашиваю я.

— Да. Не только кровь. Культура, жизненный уклад, понимаете? Возможность не селиться в домах и… не исчезнуть.

— Как это сделал я.

— И я. Я предательница.

— Предательница? Не слишком ли сильно сказано?

Лулу снова пожимает плечами. Поддаваться на мои подначки она явно не собирается.

— Там мне ничего не светило. Цыганская женщина — это рабыня. Чего она может ждать от жизни? Замужества и мужниных побоев? Нет уж, спасибо. У меня есть свой маленький домик и работа, и они стоили мне большого труда, учитывая, что в школе я проучилась совсем недолго.

— В детстве вы были близки с братом?

— Нет, конечно. Он на семнадцать лет старше меня, так что он был мне скорее как дядя. Когда я родилась, он уже жил самостоятельно.

— А другие братья и сестры у вас есть? Кроме Кат?

— Еще одна сестра.

— Вот как.

— Надо полагать, вы захотите получить и ее телефон тоже?

— Это очень помогло бы в моем расследовании.

— Сомневаюсь, Сибби живет в Ирландии. Впрочем, попытка не пытка.

— Я хотел побольше узнать о заболевании Кристо. Возможно, это оно стало причиной бегства Розы. Ваш брат не сказал, что это за болезнь, но упомянул, что она неизлечима.

— Это так.

Ее лицо застывает. Если прежде она кокетничала, теперь определенно нет.

— Он сказал, это не первый такой случай в вашей семье.

Лулу отхлебывает из своей чашки и кивает:

— Да.

— Прошу прощения…

Она закуривает очередную сигарету, недовольно глядя на заедающую зажигалку. По моему мнению, курит она слишком много; впрочем, возможно, виной тому неприятный разговор.

— У нас было еще два брата, — быстро произносит она. — Иштван умер совсем маленьким, а Матти… он дотянул до тридцати.

— Ох, простите меня, пожалуйста. Значит, Тене из-за болезни…

— Нет. Нет, он попал в автомобильную аварию. Тене повезло — в том смысле, что у него не оказалось болезни. Но у них с Мартой до Иво было еще двое сыновей. Стиви… В общем, он тоже умер совсем маленьким. А Мило в шесть лет.

Я не знаю, что можно на это ответить.

— Недавно они возили Кристо в Лурд, — говорит она. — Наверное, в такой ситуации стоит попробовать все возможные средства. Сработало же это с Иво.

— Иво тоже был болен?

— Да, в детстве. Но он поправился.

— Как я понял с ваших слов, — уточняю я, — эта болезнь неизлечима?

И опять она пожимает плечами. Я прихожу к выводу, что мне нравится, когда она это делает.

— Не знаю. Может, его исцелило чудо свыше. Может, у него было что-то другое. Не эта болезнь.

— Она бывает только… у мальчиков?

Лулу поднимает на меня глаза. В них плещется боль. Это я причинил ей эту боль.

— Да, похоже на то, — отвечает она.

— Простите, пожалуйста.

Она снова берет себя в руки. Словно кнопками скрепляет: щелк, щелк, щелк.

Я думаю о ее браке. Интересно, у нее были дети?

Она опускает голову, смотрит на часы:

— Мне пора на работу.

— Конечно. И кем же вы работаете?

— Танцовщицей на дискотеке.

— Здорово.

На ее губах мелькает саркастическая улыбка.

— Я сиделка.

— Здорово.

— Мне нравится эта работа.

— Вы работаете в доме престарелых?

— Нет, частным образом.

— Что ж, спасибо, что согласились со мной встретиться и поговорить.

— Удачи.

— Можно позвонить вам еще? — Похоже, я выразился не слишком удачно. — Если вдруг откроются какие-нибудь новые обстоятельства?

Она в который раз пожимает плечами. Ее плечи напоминают мне крылья — она расправляет их, готовясь сбросить.

— Звоните. Кто вам запрещает?

Лулу выходит из паба, а я слушаю удаляющийся перестук ее каблуков по мостовой — ни дать ни взять метроном, отсчитывающий убегающее время.

Если то, что она сказала, — правда, это ужасно. А я думаю, что это правда. Где-то я слышал что-то похожее… вроде бы про русских царей — у них, кажется, было какое-то заболевание, которое поражало только мальчиков, наследников престола. Это еще как-то связано с королевой Викторией, если я ничего не путаю, но как именно, вспомнить не могу. Мой отец наверняка знал. А если и не знал, то в два счета нашел бы в энциклопедии. «Книга знаний» досталась в наследство моему брату Тому. Джен утверждала, что от страниц воняет, и была против того, чтобы держать ее в доме.

Джей-Джей

Чем плоха жизнь в трейлере, так это тем, что никого к себе не пригласишь. Я не раз замечал, как это делают мои одноклассники, особенно девчонки: болтают о чем-нибудь после уроков или идут на автобусную остановку, и одна говорит другой — а пойдем ко мне? Сделаем вместе уроки, или чайку попьем, или «Пет шоп бойз» послушаем. Запросто. Без проблем. И они садятся в автобус и отправляются развлекаться.