Опасная фамилия - Антон Чиж

Левин изводил ее мелочными придирками, напоминая, какой идеал видел в ней и чем она оказалась на самом деле. Сначала Китти плакала, надеясь, что Костя одумается, потом ей стало безразлично. Только было жалко детей, которых Левин не щадил с таким же упорством. Китти знала, что, если бы не обстоятельства, заставившие продать Покровское, они были бы счастливы. Во всем виноват этот жуткий Петербург. Он настолько бесчеловечен, что даже дачные предместья его выглядят как каменные надгробия. Этот город испортил жизнь ее мужу и теперь взялся за сына. Китти обожала Митю, но с ужасом думала, что ее первенец превратится в такое же механическое чудовище, как и все чиновники, которых ей доводилось видеть. Даже дачу эту они сняли для того, чтобы Митя выглядел достойно. Как бы ей хотелось вернуться в милую, теплую, уютную Москву. Но возвращаться было некуда. Их дом на Покровке давно продан, отец и мать, князь и княгиня Щербацкие, давно умерли. У сестры своих бед хватает. Им не до нее. Китти опять подумала, что лучше уж быстрая смерть, чем вот такая жизнь.

На этом размышления ее прервались: она увидела, что к ним идет Стива с каким-то молодым человеком. Деверя своего Китти любила, не могла устоять под его победительным обаянием, хотя отлично знала, сколько слез и горя доставил он Долли. Вместе со Стивой в их дом приходило немного шумной радости, взрывавшей серую паутину, которую изо дня в день плел Левин.

Стива радостно приветствовал Китти:.

– Ты очаровательна, как всегда! – и расцеловал в обе щеки.

Китти знала, что это ложь. Но ложь была нужна ей, как лекарство, от которого розовеют щеки. Только рук своих она не могла показать. Ей становилось страшно от одной мысли, что Стива может прикоснуться своими сочными губам к ее венам. Этого нельзя было допустить. Она так и прятала их за фартуком.

– Позволь представить тебе юное дарование, – Стива сделал широкий жест в сторону гостя. – Ванзаров, чиновник для особых, ты только представь, Китти – для особых… – подчеркнул он, произнеся слово по буквам, – … поручений. Нам бы хоть одного такого особого в министерство. А он – пожалуйста. Большой талант, рекомендую.

Она вежливо кивнула молодому человеку, который был совсем не в ее вкусе. Слишком официален и слишком гордится собой. Таких, исключительно петербургских личностей Китти на дух не переносила. И усы у него невозможно какие.

– Где Константин Дмитриевич? – спросил Стива, оглядываясь, словно ожидал увидеть Левина, скрывающегося среди деревьев.

– Как обычно, в кабинете, – ответила Китти, невольно ощущая, как изучает ее молодой человек.

– Китти, окажи милость, прикажи послать за ним. Кстати, завтра я забираю его на охоту, так и знай.

– Очень тебе благодарна за это, – ответила она. – Только попробуй сам Костю вытащить. Может быть, у тебя получится.

Стива исчез в проеме двери. Китти думала, что уговоры затянутся, и не знала, как вести себя с гостем, который не выказывал светских манер, чтобы занять хозяйку легким разговором, и вообще никак себя не выказывал. А только стоял молча, упрямо осматривая сад. Но расчеты ее не оправдались. Левин появился исключительно быстро.

На крыльцо вышел человек огромного роста и могучего сложения, который заставил себя стать скрюченным и почти горбатым. Одет он был в простую холщовую рубаху, подпоясанную веревкой. Борода, давно не стриженная, торчала клочьями, как у старого дворового пса. Взгляд его, мутный и тяжелый, уставился на Ванзарова из-под разросшихся седых бровей.

– Очень хорошо! – крикнул он, сжав высушенные кулаки. – Поделом ему досталось! Очень рад! Давно пора!

– Что случилось, Костя? – мягко спросила Китти.

– Господин Каренин умер! Справедливость свершилась. Сдох, сдох, подлая, мерзкая тварь! Туда ему и дорога!

Терпение кончилось. Китти прикусила губу, закрыла уши ладошками и выбежала.

– Ишь, какие мы нежные! – прокричал ей вслед Левин. – Убежала. А от Божьего гнева не убежишь. Не скрыться. За все ответишь. За каждую слезинку, за каждую подлость ответишь. Сказано: И Аз воздам!

Палец с отросшим ногтем нацелился на Ванзарова, словно отправляя на его голову все проклятья. Стива совершенно не ожидал такого. Он смущенно хмыкнул и попытался успокоить приятеля. Но Левин отбросил его руку.

– Думаете, никто не видит и не знает о ваших делишках? Он все видит и знает. Грядет час расплаты. Уже пылают жаром печи, в которых все гореть будете, и не будет вам ни прохлады, ни снисхождения. Кайтесь, грешники великие!

– Костя, ты бы успокоился, – сказал Стива мирно и даже покорно. – У господина Ванзарова к тебе дело.

Левин сощурился, будто только заметил незнакомца на пороге своего дома.

– Кто такой? – рявкнул он.

– Сыскная полиция, – ответил Ванзаров. – Извольте держать себя в рамках приличия, Константин Дмитриевич. Иначе я вызову вас официально для дачи показаний. А ваши гневные тирады оставьте для домашних. Меня они не трогают.

Стива уже приготовился к тому, что случится страшный скандал, в котором и ему будет отведено место. Придется оттаскивать Левина, привыкшего выражать свое недовольство не только криком. Однако вышло все по-иному. Пророческий дар вмиг покинул Левина, он выпрямился и пригладил бороду пятерней, старательно копируя простонародную манеру.

– Что вам угодно? – спросил он исключительно спокойным и даже уважительным тоном.

– Мне угодно, чтобы вы ответили на мои вопросы касательно смерти Анны Аркадьевны Карениной.

Стива не верил своим глазам. Левин, тише мышки, пригласил гостя к чайному столику, сам же сел, сдвинув колени и ровно положив на них ладони. Мальчишка на глазах у Стивы покорил разъяренного быка, не шевельнув пальцем. Какой такой невиданной силой это ему удалось? Стива не знал и пристроился в сторонке наблюдать за допросом, – так он про себя назвал этот мирный разговор.

Ванзаров выдержал паузу, дождавшись, чтобы под его взглядом Левин потупился.

– Я хочу знать, что случилось двадцать лет назад на станции, находившейся недалеко от вашего имения, – сказал он, четко отбивая слова.

– Меня позвали поздно, я ничего не видел, – ответил Левин.

– Кто именно вас позвал?

– Прибежал какой-то мальчишка, сказал, что Каренина бросилась под поезд, меня просят прийти на опознание. Я запряг телегу, приехал. Она лежала на столе, в комнате жандармов при станции. Это было страшное зрелище. Ее протащило под колесами. Вместо лица кровавая каша.

Стива только представил это себе и закрыл глаза ладошкой.

– Как же вы ее опознали? – спросил Ванзаров, ничуть не тронутый кровавыми ужасами.

– Что же не опознать, если это была она. И сумочка ее, красный мешочек. Тем более там уже был… этот человек. Он рыдал, ему давали успокоительное.

– Вы говорите о господине Вронском?

– Да, граф Алексей Вронский. Рыдал, как баба, хотя он был главный, если не единственный виновник ее смерти.