Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт Дуглас Уиггин

Маятник Симпсон не входил в число участников синдиката. Клара-Белла была довольно удачливым агентом, но Сюзан, которая не могла сказать ничего, кроме: "Жамечательное мыло", никогда не делала большой выручки, а близнецы были слишком юны, чтобы заслуживать полного доверия, и получали только полдюжины кусков за один раз, причем были обязаны, отправляясь в деловое путешествие, брать с собой краткий документ с указанием цены за кусок, дюжину и коробку. Ребекка и Эмма-Джейн вызвались пройти две или три мили в каком-либо направлении и посмотреть, не удастся ли им сделать что-либо для оживления покупательского спроса на такие сорта, как "Белоснежное" и "Пунцовое": первое - предназначенное для стирки, второе - предлагаемое в качестве туалетного.

Приготовления к этому событию состояли в продолжительных совещаниях на чердаке у Эммы-Джейн и сопровождались бурным весельем. У девочек был рекламный текст мыловаренной компании, из которого следовало составить убедительную речь, и, что было еще лучше, глубокие впечатления от выступления на сельскохозяйственной выставке в Милтауне продавца некоего патентованного лекарства. Метод этого человека, если пронаблюдать за ним хоть раз, невозможно было забыть, так же как и его манеры и лексикон. Эмма-Джейн практиковалась на Ребекке, а Ребекка - на Эмме-Джейн.

- Не могу ли я продать вам сегодня немного мыла? Имеются два сорта: "Белоснежное" и "Пунцовое". Шесть кусков в красивой упаковке. Всего лишь двадцать центов за белое и двадцать пять за красное. Мыло изготовлено из самого высококачественного сырья и при желании даже может быть съедено больным с удовольствием и пользой.

- О, Ребекка, давай не будем это говорить! - истерически перебила ее Эмма-Джейн. - Когда я говорю такое, я чувствую себя дурой.

- Тебе так мало нужно, чтобы почувствовать себя дурой, Эмма-Джейн, - сурово заявила Ребекка, - что иногда мне кажется, ты она самая и есть. Мне не так ужасно легко почувствовать себя дурой. Ну, хорошо, пропустим про больного, если тебе не нравится, и давай дальше.

- "Белоснежное", вероятно, самое удивительное мыло, какое когда-либо производилось. Положите белье в таз с водой, слегка потрите мылом наиболее загрязненные места, оставьте белье погруженным в мыльный раствор от заката до рассвета - и тогда даже ребенок сможет выстирать его без малейших усилий.

- Младенец, не ребенок, - поправила Ребекка, заглянув в рекламу.

- Это одно и то же, - возразила Эмма-Джейн.

- Конечно, одно и то же, но в рекламе, как и в стихах, следует называть ребенка "дитя" или "младенец"! Не хочешь "младенец", скажи "дитя".

- Нет, - проворчала Эмма-Джейн, - "дитя" даже хуже, чем "младенец". Слушай, Ребекка, как ты думаешь, мы можем говорить все, что сказано в рекламе, или пусть лучше Илайджа и Илайша попробуют это мыло, прежде чем мы пойдем торговать?

- Я не могу представить, чтобы младенец обстирывал семью каким бы то ни было мылом, - ответила Ребекка, - но, должно быть, это правда, иначе они не осмелились бы печатать такое. Так что не будем волноваться. Ах, Эмма-Джейн, это будет отличная забава! В тех домах, где меня не знают, я не буду стесняться и выпалю единым духом всю эту чепуху - и про больного, и про младенца, и остальное. Может быть, я даже скажу последнее предложение, если только смогу запомнить: "Мы играем на всех струнах великого макрокосма удовлетворения".

Разговор происходил в пятницу после обеда в доме Эммы-Джейн, где Ребекке, к ее безграничной радости, предстояло остаться на субботу и воскресенье, так как обе ее тетки уехали в Портленд на похороны подруги. Занятий в школе в субботу не было, и девочки собирались с утра отправиться в бричке, запряженной старой белой лошадью, за три мили, в Северный Риверборо, пообедать там в двенадцать часов у кузин Эммы-Джейн и вернуться домой ровно в четыре.

Когда они спросили миссис Перкинс, нельзя ли им завернуть по дороге в несколько домов, чтобы продать немного мыла для Симпсонов, та сначала решительно воспротивилась. Она была очень снисходительной и любящей родительницей и имела мало возражений против того, чтобы Эмма-Джейн развлекалась таким необычным способом; сомнения возникли у нее исключительно из-за Ребекки, как племянницы привередливой Миранды Сойер. Но когда ее заверили, что предприятие целиком и полностью благотворительное, она неохотно, но все же согласилась.

Девочки подъехали к магазинчику мистера Уотсона и договорились о нескольких больших ящиках мыла, которые предстояло записать на счет Клары-Беллы Симпсон. Ящики были подняты на задок брички - и никогда не катила по проселочной дороге пара счастливее, чем Ребекка и ее спутница!

Это был великолепный день - настоящая золотая осень, и ничто не напоминало о ноябре, как бы ни был он близок. Листва все еще густо покрывала дубы и клены, она шумела на ветру, пленяла буйством красок - алое и коричневое, желтое и пурпурное, бронзовое и малиновое волновалось и сливалось, создавая прекрасное зрелище. Воздух был подобен искрящемуся сидру, а на каждом поле золотился урожай и просился в амбары, на мельницы и рынки. Лошадь забыла свои двадцать лет и, радостно втягивая сладкий бодрящий воздух, бежала резво, словно жеребенок. Вдали голубели отчетливые очертания горы Нокомис. Ребекка, внезапно охваченная радостью бытия, встала в бричке и в полный голос обратилась к пейзажу:

О Мир, как ты чудесен и велик,

Рек кудри обрамляют светлый лик,

На грудь твою накинут бархат трав,

Как ты в своем наряде величав!

Скучная и заурядная Эмма-Джейн никогда не казалась Ребекке такой близкой, такой дорогой, такой испытанной и надежной; и Ребекка никогда не была для верного сердца Эммы-Джейн такой восхитительной, такой удивительной, такой обворожительной, как во время этой поездки, дарившей им дружескую близость, свободу и все волнующие прелести смелого делового предприятия.

Ярко окрашенный лист залетел в бричку.

- У тебя немного кружится голова от этих красок? - спросила Ребекка.

- Нет, - ответила Эмма-Джейн после продолжительной паузы. - Нет, не кружится. Ничуточки.

- Может быть, "кружится" не совсем точное слово, но очень близкое по смыслу. Я хотела бы есть цвет, и пить его, и спать в нем. Если бы ты могла превратиться в дерево, каким бы ты стала?

Эмма-Джейн уже обладала значительным опытом такого рода: Ребекка успешно откупорила ее уши, разлепила ее глаза и развязала ее язык - так что она до некоторой степени могла "играть в игру".

- Я стала бы яблоней в цвету - той, что цветет розовым цветом у нашего свиного загона.

Ребекка засмеялась. В ответах Эммы-Джейн всегда было что-нибудь неожиданное.