Время собирать пазлы - Александр Мурадян

решить, но не смог), — я сказал, что завтра принесу решение.

Ситуация была критической. Никто из наших ребят не знал ответа. Обращаться к кому-то ещё было для нас, амбициозных молодых людей, готовящихся в престижные вузы, было недопустимо. Но ведь эти задачи решали и до нас! Есть выход! Школьные тетради моей старшей сестры Аси сохранились, аккуратно сложенные в ящике книжного шкафа. Я кинулся к её архиву и тут же откопал тетрадку по физике, нашёл решённые моей сестрой задачи, списал и выдал за своё! Вариант задачи для нашего класса я тоже аккуратно сдул и гордо сдал на проверку. Галуст Нерсесович проницательно посмотрел мне в глаза, спросив: «Списал у сестры?» — «Нет, что вы, тетрадей же не осталось!» Мои полыхающие красные щёки и фальшивый тон голоса разоблачили меня с головой. Но старый мудрый учитель ничего больше не сказал.

Так, единственный раз в жизни я оказал Жене «посильную» услугу.

Торосян Карине жила на Ленина, 14, втором стоквартирном доме напротив нашего. Она младшая сестра Иры Торосян, которая училась с моей сестрой Асей и часто бывала у нас дома. Карине была плотненькой, а с возрастом раздобрела. Училась она неважно, но определённый шарм в ней был. Арам Киракосян про неё как-то сказал: хорошая девочка!

Антонян Марина жила в угловом здании на Ленина, 10, в нашем большом дворе, ограниченном пятью зданиями. Марина была очень приятной наружности и лёгкой в общении, с ней не было внутреннего напряжения и стеснительности, временами я даже допускал некоторые сальности. Я не ждал от неё осуждения, оценки поступка, враждебности, Марина была другой породы, свойская, открытая. В старших классах она ходила парой с Женей Фандунц.

Варсик (фамилии не помню) на фотографии 4-го класса слева предпоследняя, рядом с безымянной девочкой, которой Хачик строил рожки. Варсик имела в себе признаки скрытой «жгучей страсти», она с возрастом стала очень напоминать Флоринду Болкан[85]. Второгодница, она была старше нас на год, как и Арам Саркисян. Последний по дороге домой (в четвёртом классе обычно мы группой в 4–6 человек пешком шли домой по проспекту Ленина) говорил нам, ещё не знавшим гормональных перемен, что Варсик — блядь. «Բոզ ա, ես լավ գիտեմ։ Գիտես ինչ արավ, մոտիկացավ, պինդ կպավ փորով փորիս ու քսվում ա։ Հաստատ բոզ ա[86]».

Саркисян Арам, второгодник, тот самый «старший товарищ», который, в частности, посвятил меня в практику рукоблудия. Я занимался с ним и с Хачиком Ерицяном английским после школы, бывал у него дома, а чаще мы шли в здание центрального отделения Сберкассы, там работала его мама, там был свободный кабинет, где мы повторяли уроки английского. Помню, там были современные пишущие машинки «Ятрань», старые механические «Ундервуд» с вмонтированными армянскими литерами. Можно было побаловаться, постучать по клавишам, я это дело, как и всё канцелярское любил и люблю по сей день. Через год-два Арам снова остался на второй год. Позже он, как и Агапыч, каким-то образом попал на «Арменфильм», научился некоторым актёрским приёмам, часто изображал нам это. К концу школы он носил тонкое стильное тёмно-синее пальто с белым кашне, настоящий денди! С Арамом мы периодически встречались в городе практически всю жизнь, у нас сохранились тёплые дружеские отношения.

Мовсесян Валерик, маленький мальчик, рыжий с веснушками. Жил он на Фрунзе, на противоположной от новой школы стороне улицы. Это именно Мовсесяна Валерика учитель армянского ընկեր Թադևոսյան в гневе поднял на вытянутые руки и швырнул к задним партам. Валерик был троечником и как-то тихо исчез из моей памяти, дальше пятого класса его не помню. Пару раз я увлёкся и с ним пошёл смотреть мотогонки по горкам, это было недалеко от школы, у стадиона химиков. Он был, видимо, завсегдатаем и сразу показал «мальчика[87]», за которого надо болеть. Валерик в шеренге на физкультуре стоял в левой крайней тройке с Гагиком Степаняном и Робертом Яйлояном.

Чорекчян Ванцет был дважды второгодником и известным хулиганом. И его прикрепили ко мне, чтобы подтянуть успеваемость. Ванцет жил в двухэтажном доме рядом со школой в однокомнатной на цокольном этаже. Несколько раз мы готовили домашние задания у них дома. Дом тот снесли позже, там стоит высотка, в которой в наше время был фирменный магазин от мясокомбината, где мы регулярно брали палку сервелата за пять рублей.

Успеваемость Ванцета я поднять не сумел. Зато не смог отказать ему дать прокатиться на моём новеньком «Орлёнке». Он покатался от души, хотя договор был только на два круга. Потом ушёл, вернулся через десять минут и попросил ещё покататься. Сел за руль и исчез из поля зрения. Я безуспешно обегал весь квартал. Через час на моём «Орлёнке» приехал его друг и сдал мне мой велосипед. Со сменёнными узлами и деталями. Я ныл, плакал. Мама ругала меня, а мой дядя Юрик говорил: «Сколько раз тебе подпортят велосипед, столько раз я его починю. Ты правильно поступил, нельзя быть крысой».

Меликсетян Карине на фото первого класса справа от меня, она самая высокая девочка, смуглая, по всем повадкам селянка, по-моему, она и русского толком не знала. Надо признаться, что можно назвать десяток-другой учеников, о которых невозможно догадаться, зачем они в русской школе. В третьем классе она осталась на второй год. В горбачёвские времена я видел её в павильонах на Мясникяна, она продавала текстиль.

Степанян Гагик, Степо́ был одним из коротышек нашего класса, он жил в двухэтажных домах за химзаводским парком, на Шаумяна. Он был сыном зубного врача.

Иногда мы шли вместе домой по улице Шаумяна, я заворачивал налево в парк через вертушку-турникет, а он через несколько метров был у дома своего. На этом отрезке дороги он мне объяснил механизм оплодотворения, что из мужчины во время соития истекают сливки, и женщина беременеет. Это было в четвёртом классе. В классе шестом мне Сашка Полтораков нашептал, что Степо на уроке сидел на задней парте и дрочил, весь красный, потный, и пялился на Женю Фандунц. А мне это урок запомнился тем, что в какой-то момент учительница по ходу развития темы спросила у класса что-то очень простое, типа сколько будет три в кубе и призвала ответить Гагика. Он встал, потупил взор, что-то мямлил неразборчивое, потом сказал: не знаю. Это было неадекватно. Объяснение пришло к вечеру того же дня. Потом они семьёй переехали в Ереван.

Нина Саруханова моя первая подруга детства, соседка, живущая на нашем третьем этаже в 12-ой квартире. Мы росли вместе, я с двумя старшими сёстрами и