Китайский попугай - Эрл Дерр Биггерс

– Спасибо, буду помнить. Прощайте, Вилл! Выйдя из редакции «Эльдорадо таймс», Боб прошел несколько шагов и остановился на тротуаре у гостиницы «На краю пустыни». Был субботний вечер, и городишко выглядел необычайно оживленным. В большом количестве понаехали сюда окрестные фермеры – поджарые загорелые мужчины в брюках для верховой езды и ярких клетчатых ковбойках. Для них Эльдорадо был единственным на многие мили культурным центром, где можно и поразвлечься, и встретиться с друзьями, и отправить почту, и закупить товары. Обычно пустой парикмахерский салон ломился от клиентов, которые скрашивали ожидание игрой в кости. На тротуаре группа оживленно жестикулирующих мужчин с жаром обсуждала местные дороги, а трое пожилых фермеров на той стороне улицы громко рассуждали о политике. Из дверей гостиницы вывалилась целая толпа и остановилась на тротуаре, решая, куда податься.

Боб чувствовал себя в этом городе чужим, как будто он оказался на другой планете, а не просто в другом городе своей родной страны. Но вот из-за поворота выехала знакомая машина. Чарли Чан ловко развернулся и затормозил перед Бобом. Тот уже готов был сесть с ним рядом, как заметил, что детектив смотрит не на него, а на кого-то в дверях гостиницы. Проследив за его взглядом, Боб заметил мужчину, разительно отличающегося от остальных фермеров, вместе с которыми он вышел из дверей гостиницы. Одет он был в габардиновое пальто, застегнутое на все пуговицы, а фетровая шляпа, надвинутая глубоко на лоб, бросала тень на лицо. Несмотря на наступающий вечер, незнакомец был в темных очках.

– Надо же, кого мы тут встретили! – произнес Боб, когда они с Чарли уже отъехали от гостиницы «На краю пустыни».

– Вот именно! – отозвался детектив. – Похоже, отель «Киларни» лишился своего лучшего постояльца. Что ж, они потеряли, мы нашли. Всякое в жизни бывает.

Мэйн-стрит – мощеная улочка, единственная в Эльдорадо – кончилась очень быстро, и вот уже под колесами обычная грунтовая дорога, вьющаяся между двумя высокими холмами. Дорога все время шла в гору. Вот машина выбралась из ущелья, и перед ними открылся великолепный вид – заход солнца в пустыне. Но любоваться им было некогда. Чарли Чан сильней нажал на газ, и машина нервно запрыгала по неровной каменистой дороге. Боб больно стукнулся головой о крышу машины.

– Ой! Чарли, что вы делаете? – воскликнул он, хватаясь за голову.

– Извините, сэр! – Чарли немного сбавил скорость. – Я просто позволил себе забыться. Эта старая машина очень напоминает мне ту, что ждет меня в Гонолулу, и мне показалось на миг, что я нахожусь в родной стороне, где и дороги, и климат более милостивы к человеку.

На пустыню спускался вечер. Вершины гор на горизонте заходящее солнце окрасило во все оттенки красного. Поднимался холодный ветер.

Машина резво мчалась, подскакивая на неровностях дороги. Долгое время Иден и Чарли Чан ехали молча, каждый думая о своем. Молчание нарушил Боб Иден.

– Чарли, – обратился он к своему спутнику, – что вы думаете об этих местах?

– О пустыне?

– Да, о пустыне.

– Я счастлив, что мне довелось ее увидеть. И вообще всю жизнь мне нравилось узнавать новое, знакомиться с новыми людьми, ездить в другие страны. И я со всей ответственностью заявляю, что здесь моя жажда нового удовлетворена полностью – ничего подобного мне еще не приходилось видеть.

– И я испытываю такое же чувство.

– Здешние места, сэр, являются полной противоположностью Гавайев. Мои родные Гавайи – это горсть жемчуга на волнующейся груди океана… Оаху – маленький островок. На нем постоянно стопроцентная влажность, а дожди – дожди на моем острове я бы назвал жидким солнцем. Ну а здесь все наоборот. Воздух сух, как прошлогодняя газета.

– А знаете, мне говорили, что этот пустынный край тоже можно полюбить.

Чарли Чан пожал плечами.

– Что касается меня, то это чувство я попридержу для моих родных мест, хотя должен признать – пустыня производит сильное впечатление. И все равно воспользуюсь первой же возможностью покинуть эти пустынные края.

– И я тоже, – рассмеялся Боб Иден. – Как только наступает вечер, меня охватывает тоска и так мне хочется в мой любимый Сан-Франциско и уютный ресторанчик на О'Фаррел-стрит, где ждут меня друзья и… бутылка минеральной. Одним словом, мне хочется к людям.

– Вполне понятное желание в вашем возрасте. Молодость – это как песня в сердце! И я надеюсь, вам недолго придется скучать на ранчо Мэддена.

– Чарли, что вы думаете о нашей миссии? Что, по-вашему, нам следует делать?

– Наблюдать и выжидать. Знаю, это не излюбленные качества молодежи, но ничего не поделаешь. Признаюсь, меня самого не очень-то прельщает такая перспектива, а прислуживание на ранчо никогда не представлялось мне самым приятным времяпрепровождением в отпуске.

– Вы правы, Чарли, и если вы выдержите, то и я тоже постараюсь.

– Вы славный юноша, сэр, – похвалил его китаец. – Кстати, положение, в котором мы оказались, не лишено привлекательных черт и для молодежи. Сами посудите, сплошная тайна! Признаюсь, с таким делом мне не приходилось сталкиваться в моей полицейской практике. Когда на Гавайях обращаются к моим услугам, дело обычно бывает простым и ясным, как лик языческого божества. И к раскрытию преступления я двигаюсь прямой дорогой, ну, может, обнаружатся дополнительные улики, и я сверну на другую дорогу, однако так или иначе вскоре достигну цели. Тут же все по-другому. Приступая к раскрытию тайны, первым делом надо знать, что за тайну мы хотим раскрыть.

– Вот именно! – подхватил Боб.

– В данном случае четко я себе представляю лишь один факт – так четко, как вон те заснеженные вершины на горизонте. На ранчо Мэддена недавно кого-то убили. Кем был этот человек, почему его убили, кто участвовал в преступлении – вот вопросы, на которые необходимо найти ответы.

– Но как же к этому приступить? Ведь нам же надо от чего-то оттолкнуться в наших… как это… расследованиях?

– Да, факты и только факты. Крик попугая в ночи и безжалостное убийство говорящей птицы. Пулевое отверстие в стене, прикрытое картиной. Исчезновение из коллекции старого револьвера. Немного этих конкретных улик, но тем больше чести, если нам удастся раскрыть преступление.

– Вот что меня заставляет особенно задуматься, – медленно произнес Боб, – каким боком Мэдден ко всему этому причастен? Знает ли он о случившемся, или Торн действует на свой страх и риск?

– Очень важное замечание, – согласился детектив. – От него многое зависит. Надеюсь, мы вскоре найдем ответ на этот вопрос. Пока же лучше не доверять Мэддену. Надеюсь, вы не рассказали ему о том, что произошло в Сан-Франциско? О Мэйдорфе и о том, что его поведение насторожило нас?

– Нет, я ему ни о чем не говорил.

– Вот и хорошо. Жемчуг пока у меня в безопасности. Если я не ослышался, вы в редакции сказали, что окажете мне честь следовать моим советам?