Письмо Софьи - Александра Девиль

Домна Гавриловна с неудовольствием оглянулась на экономку:

– А ты ступай, Эжени, не вмешивайся, я сама разберусь, что к чему.

Евгения вышла, но возле двери приостановилась и бросила на Софью многозначительный взгляд.

– Ну что ж, – сказала тетушка, оставшись наедине с племянницей, – я дала тебе время подумать, да и сама пораскинула мозгами насчет твоей дальнейшей судьбы. До сих пор я была тебе заботливой опекуншей, и кузен мой покойный ни в чем бы меня упрекнуть не мог. Однако теперь все изменилось. Ты себя опозорила, а заодно и меня. Будут люди говорить, что ты порочная от рождения девица, а я тебя не воспитывала, а потакала твоим глупостям.

– Тетушка, но я ни в чем не виновата, а вы – тем более!

– Ни в чем не виновата? Тогда как же этот граф принудил тебя с собой переспать? Если обманул, или опоил, или снасильничал – почему ты его вчера перед всеми не обличила? Почему не подняла крик сразу, как только он пробрался в твою спальню?

– Я не могу вам этого объяснить… – Софья низко опустила голову.

– Так… Мало того что опозорила, так еще и ничего не хочешь мне рассказывать. А ты хоть понимаешь, что твоя репутация теперь вконец испорчена? Во всяком случае в нашем уезде. Уж Заборский с Цинбаловым постараются, чтобы о тебе разные слухи пошли, а местные кумушки не только все подхватят, но и многое прибавят от себя. Ни один приличный человек из местных теперь на тебе не женится. А замуж тебя надо выдавать, и чем скорей, тем лучше. Замужество все грехи твои прикроет. Вот я и надумала везти тебя в Москву. Там о твоем позоре никто не знает. К тому же Москва – город большой, многие барышни там замуж выходят, потому что и женихи разных сословий туда наезжают. Недаром же Москву называют ярмаркой невест. Приданого у тебя, конечно, – с гулькин нос, но зато красота и молодость – в наличии. Может, посватается к тебе богатый московский купец, им лестно взять в жены образованную барышню с манерами. А не купец – так дворянчик какой мелкопоместный, или офицер среднего чина.

– Но я замуж не хочу! – замотала головой Софья.

– А чего же ты хочешь? Как будешь дальше жить? В Старых Липах оставаться тебе теперь зазорно, а твое собственное именьице – крохотное, да и тем ты не сможешь управиться одна.

– Тетушка, неужели вы совсем от меня отказываетесь?… – упавшим голосом спросила Софья.

– Не совсем. Конечно, я на тебя гневаюсь, но не настолько, чтобы не думать о твоей судьбе. Потому и замуж тебя хочу пристроить, чтобы после моей смерти ты не оставалась беспомощной. Здоровье-то мое плохое.

– Тетушка, но вы ведь еще далеко не старуха!

– Однако уже далеко и не молода. Твой отец умер, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас. Да… Раньше думала я тебе завещать Старые Липы, а теперь не могу. Хоть и жалко мне тебя, а не могу. Пойдут всякие разговоры, а Илларион и его мамаша начнут с тобой судиться-рядиться, тяжбами тебя замучают. Да и какое тебе будет житье в этих краях после всего? Пока ты девица незамужняя – ты беззащитна для сплетен. Вот и подумай: как тебе дальше жить? Если не замуж – то в монастырь. Хочешь быть монахиней?

– Мне теперь уж все равно, – махнула рукой Софья. – Но замуж пойду только за Юрия.

– Да что ты все о Юрии твердишь! – вспылила Домна Гавриловна. – Не будет тебе с ним счастья, даже если каким-то чудом вымолишь у него прощение. Не будет, потому что его мать никогда вас не благословит. Она известная ханжа. А еще я узнала, что они с матерью Иллариона – подруги, так что Горецкую есть кому против тебя настраивать. А ты не мечтай о несбыточном.

– Но что же мне делать?

– Выбирай: хочешь сидеть здесь и никому не показываться на глаза или все-таки поехать со мной в Москву?

– Конечно, лучше поехать в Москву, – вздохнула Софья. – Только… только дайте мне несколько дней, чтобы я могла собраться с силами, помолиться в церкви…

Говоря о «нескольких днях», Софья надеялась, что успеет за это время с помощью Эжени увидеться с Юрием.

– Ну, конечно, мы ведь не завтра едем, несколько дней нужны на сборы, – согласилась Домна Гавриловна. – А в церковь к отцу Николаю сходи, облегчи душу исповедью.

– Тетушка, а с нами поедут Эжени и Франсуа?

– Там видно будет.

Вскоре после разговора Софьи с Домной Гавриловной дождь прекратился, ветер утих и летнее небо прояснилось, засияв чистой голубизной между легкими белыми облачками.

Постепенно и мятежное настроение Софьи немного успокоилось, сменившись надеждой – не очень радостной, но все же вернувшей девушке способность здраво рассуждать. Ведь, в конце концов, не все было потеряно, и Юрий, немного поостыв, наверняка согласится ее выслушать. А там уж ей надо будет употребить все свое красноречие, всю искренность чувств, чтобы он поверил. Возможно, придется даже рассказать ему о злополучном письме… Но при мысли об этом подспудная тревога поднималась у Софьи в душе. А вдруг и вправду угрозы Призванова – нешуточные и ей придется отвечать за свое неосторожное послание к «узурпатору» и «врагу отечества»? Да и как отнесется к этому сам Юрий? Нет, о письме лучше не рассказывать, а упирать на то, что Заборский и Призванов устроили против нее заговор, опоив ее зельем.

До вечера она продумывала предстоящее объяснение с Юрием и втайне от тетушки шепталась с Эжени о том, как лучше убедить молодого человека встретиться с бывшей невестой.

Наутро Евгения, как и обещала Софье, отправилась в город, сказав Домне Гавриловне, что хочет закупить у знакомых торговцев полотно. Тетушка ничего не заподозрила, только велела экономке не задерживаться, поскольку надо уже готовиться к поездке в Москву.

Софья не находила себе места от тревоги и, желая немного успокоить душу, сходила в церковь к отцу Николаю. Но даже священнику она не могла открыть всей правды; сказала лишь, что злые люди все-таки разлучили ее с женихом, использовав для этого и клевету, и соблазн. Отец Николай не выпытывал подробностей, но снова напомнил о том, что никакие злые силы не разлучат тех, кто предназначен друг другу судьбой.

– А что мне делать, отче, если меня ввергли в невольный грех, в котором я не виновата? – робко спросила Софья. – И как мне дальше жить, как поступать, если я не знаю? Кто мне подскажет?

– Нет общих советов на все случаи жизни, – вздохнул священник. – Прислушивайся к своему внутреннему голосу.

– А внутренний голос – это что? Голос совести или голос сердца?

– У праведных людей голос совести и голос сердца совпадают.

Отец Николай благословил Софью, но она ушла из церкви не успокоенной, а полной раздумий о самой себе. «Что, если я не праведная, если сердце однажды подскажет мне не то, что потребует совесть? Как мне во всем этом разобраться?»

Еще она думала о том, как ей стать счастливой вопреки судьбе и здравому смыслу, презрев мнение молвы, не получив благословения матери и родичей Юрия, подвергаясь насмешкам его приятелей над скомпрометировавшей себя невестой-бесприданницей. По всему выходило, что такой союз не сулит ей долгого и прочного счастья, но она все равно не хотела отказываться от своей мечты и с трепетом ждала новостей из города.