Двоепапство - Владимир Поляков

- Великий и могучий султан не был введён в заблуждение недоброжелателями? – поспешил уточнить Антонио Гримани, будучи изрядно удивлён услышанным. – Король Людовик XII, объединивший силы с тем. против кого совсем недавно окончился Крестовый поход… Это может оказаться вымыслом, созданным для вас.

- Это не вымысел, - слова вновь пошли по цепи от султана к визирю, а там и к переводчикам. – Баязид II ссылается с королём франков через франков, принявших истинную веру, открывших Аллаху могучему и милостивому своё сердце. И он обещал тому Папе, который сейчас в Авиньоне, отдать Иерусалим. Не весь, но важную для вас часть, И тот храм, имени гроба пророка Исы бен Мириам.

А вот теперь Гримани поверил, равно как и сопровождающие его венецианцы. Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Тот самый, обретённый в ходе первого Крестового похода а затем утраченный – сперва на время, а потом, казалось, уже окончательно или на очень длительное время. Важнейшая для христианского мира святыня и если до неё дотянутся руки Авиньона, то Папа Авиньонский Юлий II получит если не преимущество над Римом, то некоторым образом уравновесит влияние.

Святыни… Они у каждого свои. Османской империи и её султану Баязиду II не очень сильно требовался Иерусалим, в отличие от Мекки и Медины. Зато эти два города – тоже, кстати, находившиеся сейчас на землях Мамлюкского султаната – не представляли чрезмерной важности для христиан. Потому... раздел. Выгодный обоим сторонам. А значит как Франция, так и Османская империя смогут, случись что, оправдать образовавшийся союз.

Пока изо рта Гримани словно сами по себе вырывались слова благодарности и уверения в том, что он обязательно и как можно скорее передаст «щедрое предложение великого султана» своему дожу… В голове бились изнутри о кости черепа очень нехорошие мысли. У мамлюков не было шансов выстоять против двух ослабленных, но всё ещё достаточно сильных держав. Точно не сейчас, с заметно ослабленным флотом и после менее года назад закончившегося противостояния внутри страны. Да и вооружение мамлюкской армии оставляло желать лучшего. Увы, но войска султаната едва-едва начали получать огнестрельное оружие. Всего лишь получить тоже мало, необходимо научить воинов правильно его использовать. А кто учить то станет? Они, венецианцы? Такие замыслы у республиканской знати имелись, но вот теперь, когда Гримани услышал о возможном совместном нападении на мамлюков Франции и Османской империи…

Уже вернувшись в выделенный посольству дом, Антонио приказал готовиться к возвращению в Венецию. Потом же, обращаясь к Санудо, произнёс:

- Слабый флот, отсутствие пушек, раздоры среди эмиров… Мамлюков раздавят. Возможно быстрее, чем Борджиа сделали подобное с Баязидом II. Может ли их кто-то защитить?

- Не мы, То есть не Венеция, - сразу, не взяв времени на размышления, ответил Сонудо. – Только если Совет Десяти и Большой Совет обезумеют от жадности. И обезумев, отдадут республику в руки Борджиа. Чезаре ударит сразу, как только наши войска покинут республику. Отсутствие большей части флота, ослабленное войско. И повод к войне, который ему даст Александр VI, ведомый интересами рода и отеческой любовью. Республика перестанет существовать, а самый опасный враг Борджиа, занятый войной с мамлюками, не сможет ничего сделать.

- А если соблазнить Борджиа разделом «дороги пряностей»? Отдать часть и сохранить для себя оставшееся. Можно убедить советы, сенат… а дож согласится ещё быстрее.

- Их может и удастся убедить. Чем вы будете убеждать Борджиа? Чезаре, короля Италии. Тамплиеры во главе с их Великим Магистром в Железной короне, защищающие одних магометан от других... Антонио, ты действительно хочешь дать итальянскому королю повод поупражняться в остроумии за счёт республики?

Гримани представил себе подобное и поморщился. Борджиа он видел, даже говорил и не с единственным членом их семейства. Оказаться мишенью, в которую летят их невидимые, не смертельные даже, но всё равно ядовитые стрелы… такое стоит желать лишь врагам.

И вместе с тем Марино Сонудо был прав. Для того, чтобы побудить короля Италии защитить Египет недостаточно было обещания золота единовременно и даже процента с «дороги пряностей». Требовалось иное, более важное, способное заставить этого Борджиа, главного среди всей семьи, отойти от громогласно объявленных идей. Так отойти, чтобы сохранить образ не нарушающего слово защитника всего христианского мира. того, который находится в Европе и только там, потому как всем уже стало известно… прохладное отношение Чезаре I к миссионерству.

Защитник! И то, к чему рвутся враги Борджиа из Авиньона и Парижа. Иерусалим… От подобного предложения сын папы Римского отказаться не сможет, даже если захочет. Нужно было только убедить сперва дожа с советами и сенатом, а потом и до мамлюкского султана донести, что такая уступка единственный выход из положения, что грозит его султанату скорым и неминуемым крахом.

Глава 4

Италия, Рим, октябрь 1496 года

Тибр – река, что видела многое. И ещё более многих приняла в свои неласковые объятья в виде либо окончательно мёртвом, либо умирающем. Очень уж любили убийцы бросать трупы в реку, понимая, что лучше всего тайны хранятся не в земле, а именно в воде. Особенно если тайна защита в мешок и отягощена несколькими весомыми камнями. А если потом что и всплывёт, то опознать вздувшегося и изрядно подъеденного рыбами утопленника не представляется возможным. Если. конечно, не оставлять особых примет вроде дорогих украшений, оружия, прочего…

Но не одним лишь разбойникам и желающим избавиться от врагов был важен и нужен Тибр в Риме и не только в пределах Вечного Города. Некогда эта река, одна из самых больших, протяжённых на всех италийских землях, была важной судоходной артерией. Римская империя, к примеру. очень ценила предоставляемые Тибром возможности и всячески их использовала. Потом же… Тибр успел изрядно обмелеть, зарасти, а посему для возобновления полноценного судоходства потребовались бы огромные усилия по очистке русла. А кто бы стал этим заниматься, в раздираемых междоусобицами и постоянными войнами землях? Правильно, никому и дела не было до таких «мелочей».

Но это было раньше. Теперь времена менялись, и вот уже вновь мало-мальски разбирающиеся в современных – для конца XV века, конечно - мастера задумчиво чешут головы, пытаясь придумать, как именно лучше всего привести реку в пристойное состояния. К тому же намереваясь не слишком затягивать дело и не использовать для воплощения затеи в жизнь совсем уж чрезмерные ресурсы.

Лично мне было понятно, что с помощью «граблей и такой то матери», пусть и с заметным итальянским акцентом, проблему разрешить если и можно, ко копаться придётся до морковкина заговенья. Требовалось нечто иное, куда более технологически развитое. А прогресс, он, собака страшная, требует не только постоянного подталкивания в спину, но и внимательного наблюдения с щедрым финансированием тех, кто его. собственно, двигает.

Именно из-за необходимости выразить «высочайшее благоволение» от имени всего рода Борджиа, я сейчас и нахожусь на мосту Святого Ангела, соединяющего собственно замок с городом. Не один, понятное дело, а в окружении охраны, придворных и немалой части Борджиа. «Отец» в наличии, по такому случаю использующий одновременно величественное и благожелательное выражение, как нельзя больше подобающее понтифику. Лукреция, способная очаровывать и в обычном обличье, но сейчас прекрасная до невозможности, облачённая в одеяния вроде бы и женские, зато с намеком на то. что она не просто красотка, но ещё и полновластная королева. способная, случись что, и выехать воодушевлять войска прямо перед сражением. Слегка отстранённая – не потому, что неинтересно, а скорее по привычке, привитой в родной Испании – Хуана, на деле заворожённая всё новыми и новыми изменениями в Италии. королевой которой стала. С трудом сдерживаю желание обнять эту очаровательную, но на людях совсем уж стеснительную особу прямо здесь. Церемониал, ети его за ногу и с ускорением аккурат в жерло Везувия! Несколько кардиналов, полководцы, дипломаты… Даже прикатившая не так давно в Рим по своим делам Львица Романии Катарина Сфорца, герцогиня Миланская. Прикатившая, да и задержавшаяся на недельку-другую. И дела окончательно порешать, и посмотреть на заинтересовавшее эту во всех смыслах выдающуюся женщину событие. Вон она, бывшая герцогиня Форли, стоит рядом с герцогиней нынешней, Бьянкой,. Наверняка обсуждают нечто своё, частично девичье, но скорее валькиристо-амазонистое. Пусть развлекаются, благо с некоторых пор эта конкретная Сфорца напрочь привязана к интересам Рима и союзна всерьёз и надолго. Даже интересно, как сложится судьба этой валькирии лет через несколько, чего она сумеет добиться в своём Милане и когда поймёт затеянную мной партию, рассчитанную на не годы даже, а десятилетия…