Ночь богов. Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

Лютомер и Лютава, вместе со старшими из бойников приглашенные на общий праздник, сидели за столом, из-за тесноты крепко прижавшись друг к другу плечами, и оба невольно думали об одном. Князь Вершина уже лет пятнадцать лет празднует «свадьбу» со своей родной сестрой Молигневой, жрицей Макошью, и ничего. Обряд обрядом, а жизнь жизнью, у каждого своя семья, и ничего такого им обоим за все эти годы и в голову не приходило. Но Молигнева – жрица, а не волхва, и князь Вершина – князь, а не волхв. Давно миновали те времена, когда глава племени сам был и лучшим воином, и первым волхвом. Воюет теперь воевода, заклинает волхв, а князю остается разве что следить, чтобы все шло по порядку. Поэтому к Лютомеру, соединившему в себе так много сил и способностей, родичи относились настороженно и даже с опаской – люди неосознанно боятся всего необычного, и в глубине души многие из Ратиславичей предпочли бы видеть Лютомера где-нибудь в лесу, подальше от себя. К тому же ему, так тесно связанному с сестрой, будет трудно найти себе жену, чтобы занять место между обычных людей. Среди ближайшей кровной родни Лютомер и Лютава сами себе казались случайно залетевшим осколком каких-то давно прошедших веков. Боги изменили мир, и, наверное, так надо. Но как им теперь быть и как найти себе достойное место в этом Мире?

Сам Чаргай, сидя среди знатных хазар за отдельным столом, не сводил глаз с Далянки. Она тоже была необыкновенно красива в праздничном платье из тонкой зеленоватой шерсти с желтой отделкой и красной вышивкой, с ожерельями и браслетами, которыми ее щедро украшал богатый отец. А его дядя Арсаман почти с тем же пылким восхищением разглядывал Лютаву. Ему не часто приходилось ее видеть, поскольку с тех пор, как начались все эти темные дела, дети Семилады редко появлялись в Ратиславле. Именно с Лютавой Арсаман все норовил затеять беседу, отобрав толмача у боярина Будояра, который с его помощью обсуждал с Неметом и Тунюком что-то про воск и шкурки.

– Я слышал много разговоров о том, что ты не только красотой, но и мудростью превосходишь всех девиц этой земли! – говорил Арсаман. – Поэтому я особенно рад видеть тебя сегодня здесь, о достойная дочь мудрейшего из правителей!

– Кто же это тебе про меня наговорил? – сдерживая смех, спросила Лютава. Она не сомневалась, что Замила часто говорит о них, детях Семилады, со своим новообретенным братом. Вот только не ожидала, что та станет называть ее мудрейшей и достойнейшей.

– Не только от Замили-хатун, – ответил Арсаман. – Многие здесь восхищаются тобой и мечтают украсить свой дом сокровищем, подобным тебе.

– Ну, пусть мечтают, – равнодушно отозвалась Лютава. Она знала, что здесь ей жениха нет: если бы он был где-нибудь поблизости, варга Радом не заставил бы ее ждать так долго.

– А скажи-ка мне, любознательному путешественнику: какие земли лежат на юг от этой страны?

– На полудень – дешняне. Это если по Десне или по Болве вниз спускаться, к ним придешь. За ними князь Радим правит, на Соже, а за ними поляне вроде, они на Днепре сидят. Еще дальше, говорят, степи, а там уж ваши, хазары властвуют. Те страны ты сам, наверное, лучше меня знаешь.

– И таким путем можно добраться до Румейского моря?

– Говорят, можно. Или если от нас до Днепра добраться, и по Днепру прямо к Греческому морю и попадешь. А тебе зачем? Неужели надоело у нас?

– Любой был бы счастливо всю жизнь пользоваться таким прекрасным и любезным гостеприимством! – Арсаман с чувством приложил руки к груди и издалека поклонился князю Вершине. – Но торговые люди обречены скитаться с места на место в поисках новых знаний и новых выгод. Я думаю, не будет ли нам выгоднее закупить самые ценные меха здесь и подальше, в землях дешнян, а оттуда, не возвращаясь сюда, спуститься по Днепру прямо к Румейскому морю и продать наши товары там, а уже оттуда перебраться снова на Дон.

– Ну ты и петельку завиваешь! – Лютава уважительно покачала головой. – Этакую дорогу, надо думать, за один год и не одолеешь!

– Бывает, что купцы поводят в дороге и три года, чтобы привезти из далеких земель драгоценные товары. Но зато они видят новые земли, города, знакомятся с новыми обычаями. Новое знание – драгоценнейшее приобретение, и ради него можно с радостью вытерпеть все превратности и опасности дальнего пути. Разве ты не хотела бы повидать новые земли?

– Да нам и здесь неплохо. – Лютава пожала плечами. – Вот только Дунай-реку я бы поглядеть хотела…

– Почему же именно Дунай?

– Потому… Тебе не понять. – Лютава вздохнула.

– Что ты там про Дунай? – крикнул князь Вершина, расслышав среди всеобщего гула это слово. – Лютава! Давай-ка лучше песню нам спой про Дунай! Гости не слышали еще.

– Хорошо. – Лютава не стала спорить с отцом и кивнула Лученю, который лучше всех в роду играл на гуслях.

Лучень тут же достал из-за спины гусли, которые заранее приготовил для пира. Этими гуслями он очень гордился: несколько лет назад он нарочно ездил в Ладино святилище на Десне, где жил волхв Зимодар, славящийся умением изготавливать гусли. С бронзовыми струнами, с резным изображением Ящера на крышке, они были гордостью владельца и радостью княжеских пиров.

Народ приумолк, услышав, что Лучень перебирает струны. Наконец он заиграл, и Лютава запела.

Не разливайся, милый мой Дунай,

Не пускай ручьи ты по лугу.

По зелену лугу, по траве-мураве.

Как по травушке гуляет белый олень,

Белый олень, да золотые рога.

Как там скачет мимо молодой да князь Радом,

Как достал он свой могучий лук,

Наложил да калену стрелу,

Говорит ему да белый олень,

Белый олень, да золотые рога:

Ой ты князь Радом, да витязь словенский,

Не стреляй меня стрелой каленою,

Я тебе еще живой пригожусь.

Как жениться станешь, я на свадьбу приду,

Золотыми рогами весь дом освещу,

Дом освещу, всех гостей взвеселю!

В гриднице стало совсем тихо, народ с удовольствием слушал сильный, немного низкий для женщины, но красивый голос Лютавы. А она пела ту песню, что когда-то – в Навном мире или во сне – пел ей сам Радом, ее дух-покровитель. Она видела все это, совсем так, как видел триста лет назад он сам, – широкий Дунай, зеленые луга на его берегах, златорогого оленя – само солнце. Варга Радом со своими побратимами-бойниками много лет был грозой придунайских земель, его боялись греки и уважали союзники-обры.[9]Эти ненадежные союзники в конце концов предательством обрекли его на гибель вместе со всей дружиной, и об их последней битве тоже имелась песнь, грозная и величественная, берущая за сердце, оставляющая в душе не горе, а гордость за далеких предков.

На самом деле, как Лютава знала, все происходило не совсем так, и не вся Радомова дружина погибла в той битве ровно триста лет назад, да и самому ему тогда шел пятый десяток лет, так что погибнуть пришло самое время, чтобы не превратиться в немощного старика, которому и жить-то незачем. Он хорошо жил и хорошо умер, жалеть было не о чем. Но песнь, где он погибал молодым, была по-своему прекрасна, и потому Лютава пела, оставив настоящую правду только для себя.