Проклятие Лермонтова - Лин фон Паль

Началось все с издания рукописного журнала «Школьная Заря». Об этом Висковатову рассказал Меринский: «Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно, рукописный. Все согласились, и вот как это было. Журнал должен был выходить один раз в неделю, по середам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся при кроватях в наших каморах. Желавший мог оставаться неизвестным. По середам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось, но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большей частью, не совсем скромных и не подлежащих печати, как, например: „Уланша“, „Праздник в Петергофе“» и другие».

Цензурных ограничений юнкерский журнал не имел: напротив, обсценная лексика, грубый юмор, даже скабрезность горячо приветствовались. Главным автором, автором на бис – был Михаил Юрьевич Лермонтов. Можно сказать, задолго до публикаций в «настоящих» журналах он обрел неувядаемую поэтическую славу в юнкерской среде. И смею вас заверить: слава была заслуженная, хотя и специфическая, как весьма своеобразны были и сами тексты. На мой взгляд – великолепные. Ни красочные и сочные кавказские поэмы, ни даже красивые утонченные миниатюры с возвышенным слогом, которые он успел уже сочинить (за редким исключением), не идут в сравнение с этими смешными и бесхитростными историями из юнкерской жизни. Литературоведы боятся их как огня. Еще бы! Михаил Юрьевич рифмовал то, что, по общему определению, непристойно. Притом – даже куда непристойнее, чем у мастера непристойностей Баркова. На самом же деле именно эти опыты сочинения на фривольные темы совершенно раскрепостили его поэтическую речь. Он вдруг перестал бояться смешивать высокое и низкое – и речь наконец-то обрела полноту. Я видела опыты публикации этих текстов с купюрами: как только в них появились подмены отдельных слов, а то и целых строчек точками – исчезла вся их прелесть, словно вырезали из них живую душу. Потому что все слова в них стоят на своих местах – как и должно быть в настоящем поэтическом тексте.

Условно эти юнкерские стихи и поэмы можно разделить на две части: стихотворения гомосексуальной направленности (их немного) и живописание щекотливых похождений молодых людей. Прелесть в том, что все они основаны на реальных (или слегка приукрашенных) событиях жизни юнкеров, персонажи даже названы собственными именами (точнее, прозвищами), и это придавало поэмам особую пикантность. В «Оде к нужнику», например, повествующей о юнкерской мужской любви в школьном сортире, выведены друзья Лермонтова по эскадрону. В другом опусе, помеченном заглавной «Т» со звездочками, изображен юнкер Петр Тизенгаузен, известный склонностью к содомии. Острый глаз Лермонтова схватывал детали и делал героев легкоузнаваемыми, а меткие слова точно попадали в цель. Неудивительно, что персонажи этих творений, повзрослев и став именитыми, уважаемыми людьми, ненавидели себя за юношеские слабости и ненавидели Лермонтова – за то, что он эти слабости увековечил.

Поэм о похождениях юнкеров известно несколько: кроме названных Меринским «Уланши» и «Праздника в Петергофе», это также «Гошпиталь» и «Монго».

В «Гошпитале» рассказывается история, случившаяся с юнкерами из-за одной роковой ошибки.

И вот, изрядно выпив, князь Б. (Александр Барятинский) и Лафа (Николай Поливанов) поспорили между собой, кто первый добьется взаимности служанки. И ночью оба отправились «на дело». Князь перепутал расположение комнат и, поднявшись по скрипучей лестнице, набросился на старуху, приняв ее за молодую красотку. Крики старухи разбудили слугу, и тот кинулся на помощь с дубиной в руке. Голый князь под ударами мужика бросился бежать и спрятался за лоханью. И что?

На этом история, собственно, и закончилась: слугу послали за ящиком вина, отпраздновали спасение и примирение.

Князь Барятинский, много бедокуривший в молодые годы и даже удостоившийся порицания императора, стал, однако, к старости благопристойным человеком – генерал-фельдмаршалом, генерал-адъютантом, членом Государственного совета. И когда Висковатов пришел к нему за воспоминаниями о Лермонтове, с отвращением ему сказал, что этот Лермонтов – самый безнравственный из известных ему людей и посредственный подражатель Байрона, и зачем вообще собирать материалы для биографии такой личности? Причину этой удивившей биографа ненависти тот понял, лишь прочитав поэму. Князь ничего не простил. И ничего не забыл.

Точно так же не забыл и не простил Лермонтову Дмитрий Бибиков – герой поэмы «Петергофский праздник», написанной с редким юмором и детализированным описанием праздничного Петергофа, где стоял эскадрон. Описание Петергофа (действительно живописное) процитировать можно, все остальное, по большей части, непечатно.

Мечтал он, само собой, о женщинах и жаловался сам себе на тяготы юнкерской жизни. И тут почувствовал, что его трогают за плечо. Оглянулся и увидал прекрасное создание – «в плаще и в шляпке голубой, маня улыбкой сладострастной», на него глядела молоденькая продажная девушка. Юнкер хотел ее схватить, она побежала, он ее догнал – дальше понятно. Когда все благополучно завершилось, между ними состоялся следующий разговор: