The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

догадками, антропологическими предположениями о поведении человека в различных "культурных" рамках и контрфактическими мысленными экспериментами.

Четвертое. В старых учебниках по индустриализации, как и в случае с Уолтом Ростоу, предполагалось, что одна национальная экономика за другой достигает "точки взлета", после которой она может двигаться по стабильному, ориентированному на будущее пути самоподдерживающегося роста. Определение хронологии "взлетов" позволило получить набор данных, обозначающих начало экономического модерна для различных стран, - приближение, которое полезно и сегодня. Менее убедительным представляется предположение о том, что по какой-то собственной внутренней логике стандартная модель индустриализации последовательно повторялась из страны в страну. В отличие от этого, экономическое ускорение в действительности всегда подпитывалось как внутренними (эндогенными), так и внешними (экзогенными) источниками; проблема заключается в определении пропорций в каждом конкретном случае. Поскольку ни одна догоняющая индустриализация не проходила без хотя бы частичной передачи технологий, можно говорить и о неизменной роли "транснациональных" связей. Ни один национальный или региональный процесс зарождающейся индустриализации никогда не был полностью самодельным и изолированным от окружающего мира.

Британия начала XIX века уже кишела технологическими шпионами из континентальной Европы и США, и есть много аргументов в пользу того, что (по крайней мере, до 1914 г.) широкая индустриализация не состоялась в таких странах, как Индия, Китай, Османская империя или Мексика, в основном из-за отсутствия политических и культурных условий для успешного импорта технологий. Только внедрение новых производственных и управленческих ноу-хау могло привести к модернизации их высокоразвитых производственных традиций, как это уже произошло во Франции, стране ремесленника и ученого. 9 Отдельные региональные, а иногда и национальные процессы индустриализации различаются по степени автономности. На одном конце спектра индустриальные формы производства укореняются почти целиком в небольших анклавах и в результате деятельности иностранного капитала, не оказывая заметного, а тем более благотворного влияния на принимающую страну за пределами анклавов. С другой стороны, вся национальная экономика может быть полностью индустриализована под контролем коренного населения, при этом "колониальное" участие практически не ощущается. Большинство случаев в исторической реальности находилось где-то между этими полярными противоположностями.

 

Классические теории индустриализации

Современные споры среди научных специалистов не полностью девальвировали старые или "классические" концепции индустриализации. Общим для них является представление о том, что индустриализация является частью более комплексной социально-экономической трансформации.

Карл Маркс и марксисты (после 1867 г.): индустриализация как переход от феодализма к капитализму путем накопления и концентрации капитала, организации фабрик и установления производственных отношений, при которых владельцы средств производства присваивают прибавочный продукт, создаваемый несерьезным наемным трудом - позднее дополнена теориями превращения конкурентного капитализма в монополистический (или организованный) капитализм.

Николай Кондратьев (1925) и Йозеф А. Шумпетер (1922/1939): индустриализация как циклически структурированный процесс роста капиталистического мирового хозяйства со сменой ведущих секторов, присоединяющихся к более старым процессам.

Карл Поланьи (1944): индустриализация как часть более широкой Великой трансформации, в ходе которой автономная рыночная сфера отделяется от обмена, встроенного в нормативную экономику, ориентированную на удовлетворение потребностей, а не на получение прибыли; в более широком смысле: возникновение автономной экономической логики.

Уолт Ростоу (1960 г.): индустриализация как временное, но универсальное прохождение пяти стадий, третья из которых, самая важная, "взлетная", приводит к длительному, "экспоненциальному" росту, хотя это не обязательно связано с качественной перестройкой общества.

Александр Гершенкрон (1962): индустриализация как процесс, в котором опоздавшие учатся преодолевать препятствия, используя преимущества подражания и государственной власти, что порождает особые национальные формы и пути развития в рамках единого общего процесса.

Пол Байрош (1963): индустриализация как продолжение предыдущей сельскохозяйственной революции и медленное распространение индустриальных экономических форм по всему миру, наряду с маргинализацией других, неиндустриализирующихся экономик.

Дэвид С. Ландес (1969): индустриализация как процесс экономического роста, обусловленный взаимодействием технологических инноваций и растущего спроса, который во второй половине XIX в., благодаря подражанию Англии со стороны континентальных стран, привел к созданию общеевропейской модели развития.

Дуглас К. Норт и Роберт Пол Томас (1973): индустриализация как побочный продукт многовекового создания в Европе институциональной структуры, гарантирующей права индивидуальной собственности и, следовательно, эффективное использование ресурсов.

Не все эти теории ставят одинаковые вопросы, не все они используют термин «промышленная революция». Общим для них (за исключением Норта и Томаса) является приблизительная хронология, определяющая место великого перехода между 1750 и 1850 годами. Одни подчеркивают глубину и динамизм этого перелома (Маркс, Поланьи, Ростоу, Ландес) - мы можем назвать их "горячими" версиями. Другие, более "холодные", выделяют длительную предысторию и достаточно медленный переход (Шумпетер, Байрош, Норт и Томас). Точка отправления перед трансформацией по-разному характеризуется как феодальный способ производства, аграрное общество, традиционное общество или предсовременность. А конечная (предварительная) точка определяется альтернативно как капитализм в целом, промышленный капитализм, научно-индустриальный мир или (по Поланьи, который не столько рассматривает промышленность как таковую, сколько механизмы регулирования в обществе) господство неограниченного рынка.

Наконец, теории различаются по тому, насколько их создатели реально применили их ко всему миру. Теоретики в большинстве своем чуть более экспансивны, чем историки. Маркс ожидал однородного продвижения капитализма как революционной силы, разрушающей феодализм, во многих частях света; лишь в поздние годы он намекнул на возможность особого пути в Азии ("азиатский способ производства"). Из более поздних авторов наиболее склонны высказываться по Азии, например, Ростоу, Байрош и Гершенкрон, хотя Ростоу делал это очень схематично, мало учитывая национальные особенности. Далеко не все из перечисленных теоретиков сосредоточились на вопросе о том, почему Запад развивался динамично, а Восток (якобы) оставался статичным, т.е. на вопросе "Почему Европа?", столь активно обсуждаемом со времен позднего Просвещения. Только Норт и Томас (скорее неявно) и Дэвид Ландес (особенно в своих поздних работах) считали его центральным. Байрош не рассматривал цивилизации как замкнутые, монадические пространства, а, подобно Фернану Броделю, детально изучал взаимодействие экономик, применяя категорию "отсталость" как к XIX, так и к XX векам. Он не стал, как Ростоу примерно в то же время, полагать, что весь мир в конечном итоге пойдет по одному и тому же пути развития, а сделал акцент на расхождениях. Гершенкрону не составило труда применить к Японии свою модель компенсаторного догоняющего развития с позиции отсталости; неиндустриализация интересовала его так же мало, как и Шумпетера (если не считать его интерпретации империализма как движимого импульсами предсовременности).

Множество теорий, выдвинутых со времен новаторской работы Адама Смита "О богатстве народов" (1776 г.), отражает сложность вопросов, но также заставляет сделать отрезвляющий вывод, к которому пришел Патрик О'Брайен в 1998 году: «Почти три века эмпирических исследований и размышлений лучших умов в истории и социальных науках не привели к созданию какой-либо общей теории индустриализации». О'Брайен, естественно, сожалел об этом как экономист,