Греховные радости - Пенни Винченци

— Томми Соамс-Максвелл — отец Макса, — произнесла она. — Так ведь, Макс?

Шарлотта, сентябрь — октябрь 1987

Врач сказал, что, возможно, Бетси сможет полностью поправиться. Возможно. Если они будут за ней очень хорошо ухаживать. Конечно, то, что с ней произошло, крайне неприятно, но для своего возраста она человек крепкий. Полнейший покой, ничем ее не тревожить, и тогда, возможно, все будет в порядке.

— Так что я увожу ее в Бичез, — заявил Фред. — Ей там очень нравится. Это ее дом. Не мой. Будем там просто сидеть и смотреть на океан, пока она не поправится полностью.

— Ну и правильно, — ответил Макс. — Она поправится, я уверен. Передавай ей самый большой привет. Когда ей станет получше, мы приедем вас навестить.

Он положил трубку и посмотрел на Шарлотту:

— Мы им ничем не можем помочь. И незачем сейчас туда нестись с выражением ужаса на лицах. Это было бы нечестно по отношению и к нему, и к бабушке. Чудо, что она вообще осталась жива, бедняжка. Сломать обе лодыжки, да в ее-то возрасте. А заодно еще и потерять сознание. По-видимому, она была без сознания почти целые сутки. Все думали, что так и не очнется.

— Да, — согласилась Шарлотта. — Да, тут мы действительно ничем не можем помочь. — Она вдруг почувствовала себя очень скверно. До нее только сейчас внезапно дошло, сколько же на них свалилось неприятностей, да к тому же одновременно и таких серьезных. — Так что же нам делать?

— Бог его знает. Я думаю, просто жить и терпеть. Ничего другого не остается. — Макс вздохнул и угрюмо посмотрел в окно. — Я вижу только один просвет на горизонте: лишь бы нам удалось как-то добиться того, чтобы выгнали Чака. А так — черт побери! Одни неприятности. Это просто нечестно.

Шарлотта посмотрела на него. Ее всегда бесило, когда Макс воспринимал свалившиеся на него неприятности как нечто нечестное и объяснял их происками какой-то зловредной судьбы.

— Макс, ты ведь сам во всем этом виноват, — не удержалась она, — ты сам втянул себя во все свои неприятности: и с Джеммой, и с Томми, и со всем остальным. Ты же должен это понимать. И если теперь Джемма разболтает обо всём всем журналистам Англии, то так тебе и надо.

Макс молча уставился на нее, потом медленно произнес:

— А ты в душе до сих пор еще староста класса, Шарлотта, да? Все такая же дура, так же любишь командовать и по-прежнему уверена, что ты всегда права… Неужели у тебя никогда не возникают сомнения в самой себе и в том, как ты себя ведешь? На мой взгляд, Гейбу сильно повезло, что он на тебя не купился. — Макс постоял немного, потом двинулся к двери. — Пойду загляну к Энджи. Она, по крайней мере, не занимается тем, чтобы постоянно выносить людям приговоры.

Шарлотта почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы; она закусила губу и принялась рассматривать свои руки с таким вниманием, будто никогда раньше их не видела. Почему-то ей вдруг пришла в голову мысль, что руки у нее действительно до сих пор еще похожи на руки школьницы: без украшений, с короткими, ненакрашенными ногтями. Какой все-таки противный этот Макс. Ведет себя как ребенок, совершенно аморален, абсолютно безответствен. Сам же устроил этот вечер, чтобы отпраздновать свою помолвку, и закончил его тем, что отправился в спальню вместе с Энджи. А уж Энджи… Вот кто не человек, а сплошное беспокойство. Господи, она же действительно неиссякаемый источник всяких проблем. Они друг друга стоят, эти двое.

Зазвонил телефон. Звонила Георгина. Голос у нее был слабый, плачущий.

— Шарлотта? Это я. Можно, я к тебе приеду?

— Разумеется, можно. А может быть, мы лучше вместе съездим в Хартест? Повидаем папу. Сейчас ведь еще только суббота, и самое утро. Хотя у меня такое самочувствие, как будто уже середина будущей недели.

— А как же Гейб?

— Гейб уехал, — коротко ответила Шарлотта. — Обратно в Нью-Йорк. У нас с ним ничего не получится, Джорджи. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. А где Кендрик?

— Он тоже уехал. Похоже, нам с тобой не очень везет в любовных делах, а?

У них оказалось очень много тем для разговора. Георгина тоже была расстроена, даже очень расстроена. Кендрик на вечере в конце концов сказал ей, что принял решение: он не может на ней жениться. Гейл, та девушка, что есть у него в Нью-Йорке, нажимает на него, и ему кажется, что она как раз то, что ему нужно. Именно такая жена ему необходима: она сумеет стать для него опорой и сделает все, чтобы он добился успеха.

— Он прав, — со вздохом проговорила Георгина. — Я и сама вижу, что он прав. Кендрик очень мягкий человек. Если эта… Гейл… сильная и волевая, то такая ему и нужна. Мне, конечно, сейчас очень скверно, все это страшно больно, но я понимаю. Со временем у меня это пройдет. Мне так кажется. И по крайней мере, у меня ведь есть Джордж.

Когда они приехали в Хартест, Александру было уже намного лучше. Фактически он производил впечатление совершенно здорового человека.

— Как-то у меня за сутки все кончилось, — несколько туманно комментировал он. — Мне так жаль, что я не смог быть на вечере. Как там все прошло?

— Ой, прекрасно, — ответила Шарлотта.

В воскресенье после обеда они отправились назад в Лондон. Георгина казалась на удивление спокойной. Она ничего не рассказала Александру о Кендрике, объяснив сестре, что для этого у нее пока просто не хватает мужества.

— Он будет очень сильно расстраиваться из-за меня, я знаю, что будет. А тогда и я сама снова расстроюсь. Скажу через пару дней.

— А насчет Макса и Джеммы?

— Господи, только не это. Он так расстроится. Ты же знаешь, как ему нравится Джемма.

— Ну, — Шарлотта довольно жестко усмехнулась, — Энджи ему тоже очень нравится.

— Не говори глупостей. Макс ведь не собирается жениться на Энджи.

— С Максом я бы ничего не стала исключать, — мрачно сказала сестра.

— Я слышал, Шарлотта, — проговорил на следующее утро, входя в ее кабинет, Фредди, — что возникли некоторые сомнения в правах Макса на наследование? Как интересно.

— Плохо слышал, — холодно парировала она. — Никаких сомнений нет, совершенно.

— Правда? А мне казалось, что незаконнорожденные не могут наследовать титул.

— Макс не незаконнорожденный. И титул он унаследует.

— По-моему, тут ты ошибаешься, — возразил Фредди. — У меня есть один друг, юрист. Я хочу с ним посоветоваться.

— Вот и прекрасно, — заявила Шарлотта. — Посоветуйся, Фредди. А почему, собственно, тебя это так волнует? Ты что, хочешь сам предъявить права на Хартест и на титул?

— Нет, — усмехнулся Фредди. — Мне эта куча проблем задаром не нужна, спасибо. Но мне кажется, что сын Кендрика мог бы предъявить такие права. Хотя, конечно, я могу ошибаться.