Ни минуты покоя - Марина Серова

— Я думаю, что моя работа не займет много времени. Но вы понимаете, что ваша связь с Харитоновым просто опасна для жизни? — спросила я напоследок. — Я не исключаю, что он замешан во всей этой истории.

— А вы понимаете, что значит для меня, — неожиданно резко ответила Аникеева, — ощущать, что на свете есть не только нелюбимый муж и золотая клетка, но и запретная любовь, которая дает мне хоть на какое-то время почувствовать себя живой?

«Понимаю», — хотела сказать я, но промолчала. Не могла же я, в самом деле, сводить все к органике и просвещать Евгению Александровну насчет персон, которые испытывают адреналиновый голод…

Ветеран жил на третьем этаже дома, выходившего фасадом на набережную. Я некоторое время наблюдала за окнами сквозь стекло автомобиля, высчитав расположение квартиры Харитонова. Похоже, в доме никого нет, телефон тоже молчит. Попробовать блокировать сигнализацию, если она установлена, вскрыть дверь и проинспектировать квартиру? А если дома все же кто-то есть? Человек затаился и не высовывается, а тут я с отмычкой.

Немного поколебавшись, я все же вышла из машины, не спуская глаз с окон. И едва я захлопнула дверцу, как занавеска на одном из окон, похоже, на том, что в кухне, отдернулась и в окне показался тот самый мальчишка, которому я устроила сотрясение мозга. Теперь я уже знала его фамилию — Токмаков.

Я даже не успела снова спрятаться в автомобиль или забежать за дерево, взгляд мальчишки словно бы нашарил меня, и, несмотря на разделявшее нас расстояние, я увидела в его глазах неподдельный страх.

Занавеска снова дернулась, легла на место, и тут время потекло для меня с убыстряющейся скоростью. Я поняла, что мне нет смысла ни караулить Токмакова у порога, ни вламываться в квартиру — его там уже не будет. Со всех ног я метнулась к подъезду и, наплевав на лифт, ринулась вверх по лестнице.

Так и есть — дверь на площадке третьего этажа распахнута. Я даже не стала тратить время на то, чтобы убедиться, что квартира пуста, и понеслась вверх, стараясь не терять темпа.

«Будь Токмаков чуточку поумнее, — думала я во время бега, — остался бы внутри и, дождавшись, пока я доберусь до чердака, дернул бы вниз». Но я слишком хорошо знала, что такое страх, который ярым пламенем метался в его глазах, когда наши взгляды пересеклись. Человек в таком состоянии не может рассуждать логически, он руководствуется только одним инстинктом — спастись, и только одним способом — движением, причем движением как можно более быстрым. Так что минута покоя в таком состоянии практически невозможна, если ты не прошел специальной подготовки.

Ага, чердачный люк откинут. Интересно, он караулит меня рядом, чтобы бахнуть по башке чем-нибудь тяжелым, или ждет в отдалении, чтобы пальнуть из какого-нибудь огнестрельного оружия?

Я буквально впрыгнула в люк и, вскочив с корточек, убедилась, что мой противник — форменный трус. Страх и тут оказал парню медвежью услугу — он даже не помышлял о поединке и улепетывал куда глаза глядят. А глядели они у Токмакова в верном направлении — он уже выбежал на крышу и, рискуя каждую секунду сорваться с девятого этажа на пешеходную часть улицы, перелезал на крышу соседнего дома. Вот его нога, взяв неверный упор, соскользнула, Токмаков оступился и едва не потерял равновесие.

У меня отлегло от сердца, когда он сумел-таки ухватиться руками за карниз и все же перебросить свое тело в верном направлении — мне ведь он был нужен живым, что проку от распростертого в луже крови тела. Пусть сначала все расскажет!

Ну а с соседнего дома бежать было некуда, и он стал спускаться по пожарной лестнице. «Правильное решение, — похвалила я его про себя, неотступно преследуя парня. — Только не сорвись, голубчик».

Ей-богу, у меня замирало сердце, глядя, как он бежит по скатам, неловко расставляя ноги. Ну разве трудно догадаться, что нужно по крайней мере ставить ступни «елочкой», чтобы наверняка удержаться в вертикальном положении? Ну ладно, будем считать, что парню просто повезло. Надеюсь, повезет и мне.

Он все же сорвался, но на уровне второго этажа. Не бог весть какая высота, но все-таки его падение было чувствительным. Парень какое-то время даже не мог подняться с земли, но потом все же вскочил и продолжил бег, чуть заметно прихрамывая.

Эта заминка дала мне возможность сократить фору между нами — я уже была на земле, когда Токмаков выбегал на проезжую часть, я была возле бордюра, когда он вдруг с неожиданной прытью уцепился за борт сбросившего скорость на повороте грузовика, неловко задрыгал ногами и все-таки вскарабкался внутрь, рухнув за навес.

Ну вот и славно! Грузовичок-то едет как раз в том направлении, где стоит мой автомобиль — во время бега мы описали круг и вышли с другой стороны дома. Я бросилась к «Фольксвагену» и, брякнувшись на сиденье, быстро набрала скорость.

Расстояние между нашими машинами сокращалось с каждой секундой. Вскоре я нагнала грузовик и плотно «приклеилась» к его тылу, не спуская глаз с полотняного навеса, за которым находился Токмаков.

«Интересно, на что он рассчитывает? — думала я, преследуя грузовик. — Думает, что ему улыбнется удача и я случайно врежусь в какой-нибудь столб?»

Ведь рано или поздно грузовик остановится, или даже я помогу ему это сделать. Хотя бы вон на том повороте, когда мы съедем с моста.

Но тут из-за развевающегося навеса показалось озабоченное лицо Токмакова. Кажется, он понял что-то такое, чего не понимала я. Лицо снова исчезло, и грузовик вдруг резко затормозил, отчаянно замигав задними фарами — ведь на мосту останавливаться было строжайше запрещено. Я едва не врезалась в его борт, вильнув в сторону и бросив машину на обочину. Черт, что же он задумал?

Парень наверняка молотил кулаками в кабину водителя — иначе тот не рискнул бы затормозить. Но пока тот с испуганным лицом выглядывал из окна, пытаясь понять, что же произошло и кто попал к нему в кузов, Токмаков уже выпрыгнул из кузова.

Ого, да он, видно, совсем обезумел. Пока я выскакивала из своей машины, Токмаков успел подбежать к перилам моста и перекинуть ногу через перила.

Еще в кузове что-то привлекло его внимание. То был звук поезда. А когда он высунулся из кузова, то увидел, что под нами проходит состав, груженный песком в открытых платформах — видимо, перевозили на небольшое расстояние и не стали закрывать тентами. Токмаков также успел заметить, что состав довольно большой и что у него будет время добежать до того места, откуда удобнее прыгать.

«Только бы не на провода!» — почти молила я всевышнего, на бегу глядя, как исчезает за перилами моста фигура Токмакова. И на этот раз обошлось. Во всяком случае, возле рельсов не валялось его тело. Ну что ж, пора и мне полежать на песочке.

Я примерилась и прыгнула вниз, попав в середину предпоследнего вагона. Песок, конечно, не вата, но и не асфальт, так что я отделалась парой синяков на локтях и коленках. Сразу же вскочив на ноги, вылезла на борт вагона-емкости и, спустившись по лесенке, перешла на следующий. Я поднималась на верх вагона, слезала вниз, убеждалась, что Токмаков не зарылся в песок, и шла к следующему вагону — так мне пришлось сделать три раза.