Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас

Вернувшись из Барселоны, Бонхёффер попал в Германию, где резко нарастало недовольство Веймарской республикой. Многим новый строй казался политическим хаосом, навязанным Германии врагами, ничего не смыслящими в ее истории и культуре и озабоченными лишь тем, чтобы навеки ослабить страну. Парламентская республика, в которой ни одна партия не имела достаточно сил, чтобы стать правящей, разительно отличалась от имперской эпохи, когда власть кайзера была несомненной и авторитетной. Для многих немцев новая система, без руля и без ветрил, была непереносимой, чуждой их национальному сознанию, они мечтали о возвращении твердой руки и их все меньше волновало, куда именно направит их эта твердая рука. Они хотели иметь вождя – не важно, куда он поведет, главное, чтобы вел! И такой лидер наметился, однако итоги парламентских выборов 1928 года оказались для его партии неудовлетворительными. Теперь он готовился к следующим выборам, нацелившись главным образом на победу в сельской местности и выжидая более подходящего момента. Вскоре он предпримет новую попытку.

Вернувшись на родину, Бонхёффер не сразу определился с дальнейшими планами. Год в Барселоне пришелся ему по душе, и он подумывал оставить университет и стать священником, однако ему исполнилось всего 23 года, сан можно было принять лишь в 25. Поскольку окончательно отказаться от академической карьеры он также не хотел, Дитрих решил использовать это время для написания второй диссертации, что позволило бы ему претендовать на должность преподавателя Берлинского университета.

Его докторская, посвященная вопросу «Что есть Церковь», называлась «Действие и бытие» (Akt und Sein) и стала продолжением первой диссертации, «Sanctorum Communio». В «Действии и бытии» Бонхёффер прибег к языку философии, доказывая, что богословие не представляет собой ответвление философии, но является чем-то принципиально иным. Философию он считал человеческой попыткой найти истину отдельно от Бога. Это нечто вроде «религии», по определению Барта, – каждый человек сам по себе старается достичь небес, или истины, или Бога. Теология же начинается и заканчивается верой в Христа, который открыл себя людям, – вне этого откровения об истине говорить вообще не приходится. Значит, философ, а также богослов, действующий по философскому образцу, гоняется за собственным хвостом и созерцает собственный пуп. Он не может вырваться из этого круга, но Бог с помощью откровения может ворваться в этот круг.

Бонхёффер завершил «Действие и бытие» в тот же год и представил диссертацию в феврале 1930 года. Эберхард Бетге выделяет в качестве «классического отрывка» из этой работы следующий:

...

* * *

В год по приезде из Барселоны Бонхёффер вернулся в свой обширный интеллектуальный круг родных и друзей, вернулся в общество Грюневальда. Здесь происходили перемены: в тот год сестра Дитриха Сюзанна вышла замуж за его друга Дресса, а самый старший из братьев, Карл-Фридрих, женился на Грете фон Донаньи. За два дня до отъезда Дитриха в США другой брат, Клаус, женился на Эмми Дельбрюк, которая, как и ее братья Макс и Юстус, с детства вошла в семью Бонхёфферов, все они еще маленькими играли вместе. Сам Дитрих пока не помышлял о браке, он проводил много времени с Элизабет Цинн, которая училась в докторантуре Берлинского университета.

Ханс Донаньи получил должность личного секретаря рейхсминистра юстиции и вместе с Кристель вернулся из Гамбурга в Берлин – они поселились прямо напротив дома 14 по Вангенхаймштрассе и жили там вместе с супругами Шён, состоявшими в отдаленном родстве с Бонхёфферами [22] .

После защиты диссертации Дитрих Бонхёффер мог получить должность преподавателя в университете, пока же «Действие и бытие» дописывалось, оформлялось и ожидало официального утверждения, ему приходилось довольствоваться менее престижной работой. В апреле 1929 года, в начале летнего семестра, он сделался «добровольным помощником лектора» на богословском семинаре университета, то есть должен был выполнять обязанности, которые профессор полагал ниже своего достоинства – «выдавать и принимать ключи, отвечать за библиотеку семинара и давать рекомендации по приобретению новых книг»135.

Летом того же года Бонхёффера пригласили на последний семинар Адольфа Гарнака – тому уже исполнилось 87 лет. Бонхёффер разворачивался уже в ином, чем Гарнак, направлении в богословии, однако сознавал, что многим обязан этому наставнику, и когда его попросили выступить на церемонии прощания с профессором, он благородно сказал: «Вы были нашим учителем на протяжении многих лет, но это уже в прошлом, зато право называться вашими учениками останется у нас навсегда»136.

Яркую краску в тот берлинский год вносила дружба с талантливым и остроумным студентом-богословом Францем Хильдебрандтом. Они познакомились 16 декабря 1927 года в кулуарах семинара Рейнгольда Зееберга – как раз накануне публичной защиты первой диссертации Бонхёффера. Согласно воспоминаниям Хильдебрандта, «через пять минут мы ожесточенно спорили и с того дня не переставали спорить, покуда эмиграция и война не разлучили нас». Спорили они постоянно; по словам Хильдебрандта, «невозможно было состоять в друзьях Дитриха и не спорить с ним».

Стоило Бонхёфферу возвратиться из Барселоны, и дружеский спор возобновился. Хильдебрандт стал лучшим другом Дитриха, первым его близким другом за пределами семейного круга, а спустя несколько лет он будет его ближайшим союзником во внутрицерковной борьбе. Хильдебрандт был на три года моложе и рос, как и Дитрих, в Грюневальде. Отец его был известным историком, а мать была еврейка. По матери Франц Хильдебрандт считался евреем, и это подводит нас к вопросу о тернистой истории евреев в Германии.

Многие немецкие евреи, в том числе Герхард, муж Сабины, и тот же Франц Хильдебрандт, не только культурно ассимилировались с немцами, но и были крещены, относились к Церкви Христовой. Более того, многие из них, как Франц Хильдебрандт, были глубоко верующими людьми, выбирали для себя путь христианского служения, видели в этом свою жизненную миссию. Но пройдет немного лет, и нацисты, изгоняя евреев из общественной жизни Германии, постараются вытеснить их также из немецкой Церкви. Не важно, что эти «неарийцы» обратились в христианскую веру, – нацисты подходили к любому вопросу исключительно с точки зрения расы и крови, их интересовал лишь состав генов, а самые глубокие и искренние убеждения человека ни во что не ставились.