И вдруг никого не стало - Изабель Отисье

– Очень рад вас видеть, Луиза. Ну, как вы?

Втиснул пузо за стол и на превосходном английском заказал себе пиво.

Она была в точности такая, какой ему представлялась: костлявая; сиреневый пуловер, который ей, должно быть, дали на Фолклендских островах, свободно болтался на тощем теле. Он отметил руки с выпирающими суставами и глаза – особенно эти зеленые глаза в пол-лица, из-за темных кругов под ними казавшиеся еще больше. Вот только детское, простодушное выражение с лица исчезло. Пьер-Ива поразил ее взгляд – так смотрели иммигранты, у которых ему доводилось брать интервью сразу после того, как они сходили на берег с борта дышащего на ладан корыта. Обреченный взгляд, еще обращенный в трагическое прошлое. Разумеется, ее-то не ждал транзитный лагерь, и все же она походила на них, в ней чувствовалась та же зыбкость существа, оказавшегося меж двух миров.

Он быстро прикинул. В отличие от тех бедолаг, до которых никому нет дела, Луиза – белая европейка, самая обычная, читатели смогут отождествить себя с ней. Как ни ужасно это звучит, но те люди без документов сливаются в общую массу, а Луиза – единственная. Пьер-Ив спохватился – он едва не пропустил ее ответ.

– Спасибо, все хорошо, ну то есть уже лучше, но все произошло так быстро… я в некоторой растерянности.

Луизе было страшно. Она приблизилась к черте, за которой придется взять себя в руки. Уже завтра надо будет принимать решения. Из Стэнли она звонила родителям, долго с ними разговаривала, они пригласили ее пожить у них, она отказалась. Можно, наверное, вернуться в «сороковой», но перед отъездом они с Людовиком сдали квартиру друзьям, и было неловко их беспокоить. И потом, ей тоскливо будет там без Людовика. Пока она на распутье, лучше пожить в гостинице, хотя безликая обстановка и отпугивает.

– Да-да, понимаю. Послушайте, у меня много вопросов к вам, я постараюсь вас не утомлять, но прежде всего хочу объяснить кое-что, это вам поможет.

На этот раз он говорил от чистого сердца. Ему хотелось ее опекать, окружить едва ли не материнской заботой. Его циничные друзья-газетчики сейчас непременно прошлись бы насчет того, что он смотрит на нее, как сентиментальная старушка на приблудного котенка. Ничего подобного. Эта хрупкая девочка по-настоящему его тронула. Он ей поможет. Станет ее наставником, ей это необходимо.

Он выложил все как есть: завтра вместе с помощником государственного секретаря ее встретит свора журналистов, ее будут рвать на части – интервью, ток-шоу… ее начнут узнавать на улице, подтянутся издатели, режиссеры… Ей не дадут ни минуты покоя. Но он-то прекрасно понимает, что ей нужен только покой. От подобных испытаний за несколько дней не оправиться. Он поможет ей все это разрулить, справиться с газетчиками, если понадобится – найдет ей пресс-секретаря. Он имел в виду Алису, давнюю приятельницу, крепкую пятидесятилетнюю женщину, которой уже доводилось работать со спортсменами, известными своими выходками, тактичную, прекрасно умеющую разбираться с чужими кризисами.

Луиза ошеломленно смотрела на него. Она ничего не хочет, она ни о чем не просила, не надо ей ни ток-шоу, ни пресс-секретаря. Пусть ее оставят в покое. Ей бы сейчас оказаться в горах, карабкаться по скалам до изнеможения, а затем провалиться в сон, ей бы сейчас сосредоточиться на зацепке, на прожилке в камне, почувствовать на пальцах запах магнезии. Побыть в тишине. А вместо этого Пьер-Ив что-то толкует ей про шумиху и ажиотаж.

– Но вы не можете сбежать, Луиза. Все вас ждут. Вы пережили нечто исключительное. Уникальный опыт – остаться без ничего, как в пещерные времена. Что помогло вам продержаться? Уму непостижимо, какую битву вам приходилось вести ежедневно. Вы станете любимицей всей Франции.

Для Луизы это было уже слишком, от страха в животе все сжалось. Значит, этот кошмар никогда не закончится? Схватившись за голову, она дрожала, как затравленный зверь. Она не хочет, чтобы ее допрашивали. Она останется здесь, в Лондоне.

Пьер-Ива все это уже начинало слегка раздражать, но он ничем себя не выдал, разве что легонько забарабанил пальцами по пустому стакану. Надо взять себя в руки и продолжать говорить с ней все так же спокойно. Она явно не понимает. Это все еще действие шока. Конечно, может случиться, что предложения покажутся ей назойливыми и оскорбительными, а любопытство – нездоровым и бесстыдным. Но это неизбежно. Жизнь Луизы уже сделалась достоянием общественности. И поделиться своим опытом – в некотором роде ее долг. Видя, в каком она отчаянии, он не решился упомянуть о последствиях в звонкой монете. Статус героини способен принести немалую прибыль. А потом она сможет сколько угодно блаженствовать в горах – будет на что. Но для этого надо соблюдать правила игры и играть осмотрительно.

– Ну хорошо, а теперь давайте уйдем из этого убогого паба, я приглашаю вас пообедать.

«Jamie's Kitchen» – совсем другое дело. Уютный ресторан, пастельные тона, деревянные панели на стенах. Пьер-Ив, наезжая в Лондон, оттуда не вылезал. У официантки были голубые волосы, и с ее лица не сходила ослепительная улыбка. Пьер-Ив заказал столик в углу, отгороженном растениями в кадках, которые приглушали ресторанный шум. И правильно сделал – Луиза впервые наслаждалась уютом. Именно об этом она и мечтала: сидеть в тепле, вкусно есть, чувствовать, что рядом с ней другие люди, делать что захочется, когда вздумается – встать из-за стола, открыть дверь, увидеть новые лица…

Пьер-Ив исподволь вернулся к разговору. В пабе он повел себя слишком прямолинейно. Теперь он пересказал ей кое-какие светские новости, которые она пропустила, – скандальное замужество кинозвезды, очередной блокбастер, сплетни с последних Олимпийских игр – и только потом осторожно продолжил наступление.

– Не волнуйтесь. Я буду рядом с вами, с предложениями будут обращаться ко мне, вам останется только выбирать. А теперь мне не терпится выслушать вас, Луиза. На самом деле у меня куча вопросов.

Успокоившись, она согласилась на интервью. Вот теперь, если бы Пьер-Ив не мешал ей говорить, она выложила бы все, просто рассказала бы, как это было. Но он торопился. Структура статьи уже вполне сложилась у него в голове. За те полтора часа, что длился обед, ему надо было получить конкретные ответы на конкретные вопросы, найти, чем заполнить обещанные восемь страниц. Скелет уже сформировался, оставалось только нарастить плоть, ему требовались подробности, которые можно вынести во врезки, притягивающие взгляд читателя. Как правило, Пьер-Ив умел слушать, но сейчас и времени было в обрез, и, главное, он опасался, как бы Луиза не сломалась, так и не добравшись до конца.

Он задавал вопросы, она послушно отвечала.

«Что вы почувствовали, увидев пустую бухту? Как вы обустроили “Сороковой”? Каков на вкус пингвин? Как охотятся на морских котиков? Когда Людовик заболел? Как вы думаете, от чего он умер? Как вы нашли научную станцию? Чем вам хочется заняться в будущем?..»

Вопросы казались Луизе глуповатыми, но она не понимала, как от них увернуться. Она часто отвлекалась на карри из ягненка и овощной крамбл. Она предпочла бы сосредоточиться на еде, прислушаться к своим ощущениям от волокон мяса, от крупинок крамбла, от вкуса приправ, от этого соединения острого и сладкого.