Сердце мастера - Вера Арье

– С чего же начать? – Оливия подлила себе еще немного чая и надкусила миндальное пирожное с кремом-ганаш, рассеянно глядя по сторонам.

В Париже внезапно потеплело и после осмотра новой экспозиции частного художественного музея, занимавшего целый особняк неподалеку от Елисейских Полей, они остановились передохнуть на его террасе – там находилось одно из лучших в городе кафе.

– С алгоритма, – спокойно произнес Родион. – Для начала нужно понять, какими ресурсами ты располагаешь. Вспомни все, что рассказывал тебе Волошин, перечитай публикации о Монтравеле и Валери в сети, просмотри еще раз ее записки…

– Как все же плохо ты обо мне думаешь… Эту работу я уже сделала, – она достала из сумки блокнот и положила его перед ним. – Вот список всех известных мне лиц, вернее, тех из них, кто еще остался жив. Семью Монтравеля, трех мужей Валери, литейщика Алексиса Рюзье и «арийца» Удо Вебера я сразу скинула со счетов – они давно уже мертвы. Остались дальние родственники последнего супруга Доры, владеющие частью ее коллекции, куратор парижской галереи Монтравеля, который знал Дору лично, и некий Луи Рошфор – она упоминает его в одной из записей, помнишь? Юный подмастерье, живший одно лето в доме Монтравеля и участвовавший в съемках документального фильма о мастере. Ему должно сейчас быть под девяносто – кто знает, в здравом ли он уме…

– Ну вот, у тебя уже есть точка отсчета!

– А как раздобыть их адреса и телефоны?

– Иви, тут все без премудростей: львиная доля информации находится в открытых источниках. Сделай запрос в Государственную публичную службу – в разделе гражданских актов наверняка есть их данные… И действуй! Только для начала сформулируй вопросы, которые ты хочешь задать этим людям, разузнай об их жизни как можно больше. Иногда человек так теряется от неожиданной осведомленности собеседника, что не может совладать с собой и против воли выбалтывает нужную информацию…

– Все ясно, сидеть мне теперь недели напролет перед экраном и в архивах, – грустно констатировала она. – Но оно того стоит!

– Надеюсь, Волошин не обещал тебе никакой материальной компенсации за потраченное время?

– Нет, мне просто самой хочется докрутить эту историю! А за труды он расплатился переданными тебе документами. Кстати, ты что-то ничего мне об этом не говоришь… Стоящий материал или так… мыльный пузырь?

Родион сделал неопределенный жест руками.

– Если изложенное – правда, и у меня будет достаточно доказательств, то может выстрелить. Однако тут потребуются месяцы работы… Для начала я должен эту гипотезу проверить. До тех пор, пока нет подтверждений от дополнительных источников, я не могу ничего утверждать – «презумпции достоверности» в нашем деле не существует. Есть еще один момент, который меня волнует… Не является ли поиск записок Доры всего лишь предлогом для того, чтобы слить мне этот компромат?

Оливия покачала головой.

– Не думаю. Волошин досконально знает каждую деталь ее биографии, он вложил бешеные деньги, чтобы выкупить коллекцию – за всем эти стоит какая-то личная одержимость.

Немного помявшись, она добавила:

– Хотя, должна тебе признаться, есть у меня небольшие сомнения… Я случайно подслушала один разговор…

Родион взглянул на нее, словно увидел впервые:

– В связи с этим «русским проектом» мне то и дело открываются новые стороны твоего характера!

– В общем, Волошин разговаривал с каким-то крайне неприятным стариком… И упомянул имя некоего Рувэ, говоря о его причастности к продаже «поддельного Фалька». А затем пообещал с ним разобраться. По странному совпадению, переданное Волошиным досье выглядит подборкой материалов, компрометирующих крупного арт-дилера по имени… Давид Рувэ.

Родион пожал плечами:

– Если честно, не вижу в этом ничего удивительного. Давид Рувэ был замешан в нескольких скандалах на вторичном художественном рынке. То, что кто-то наконец решил с ним поквитаться, не кажется мне странным.

– И ты возьмешься за расследование, зная, что основной мотив Волошина – сведение счетов с человеком, слившим ему фальшивку? – изумилась Оливия.

– Иви, дело же не в этом. Если факты доказуемы, то речь идет не только о подделках, сбываемых сметливыми дельцами богачам за баснословные деньги. Но и о настоящей криминальной артели, в которой главный пайщик – власть. Тут есть над чем подумать! Никто и никогда не сможет обвинить меня в заказной работе – я не представляю интересов официальной прессы, которая выживает на деньги частного капитала и, подобно цепному псу, лает на тех, на кого ее спустили.

Расплатившись, они выбрались на улицу.

Ошалевшее от вседозволенности зимнее солнце проливалось на бульвар сквозь голые ветви деревьев, растекалось по мостовой – вплоть до Триумфальной арки. Вслед за ним катилась желтая толпа. Усталые люди в неоновых форменных жилетах несли транспаранты, куски картона с лозунгами, самодельные плакаты: «Нет системе!», «Пока богатый жиреет, бедный околеет!», «Налоговый рэкет не пройдет!», «Несвобода, неравенство, небратство!».

Из колонны с разных сторон то и дело выпрыгивали подростки с баллончиками в руках, бросались украшать стены домов провокационными надписями.

Где-то задребезжало разбитое стекло, заверещала автомобильная сигнализация, тут же застрекотала мелкая канонада…

Толпа колыхнулась, ускорилась, а потом осадила назад – в нескольких метрах от нее, сверкая шлемами и амуницией, стоял, ощетинившись, вооруженный полицейский кордон.

Крепко взяв Оливию за руку, Родион втянул ее в проулок. Покружив с четверть часа по городскому лабиринту под удаляющийся гул манифестантов, они вышли наконец к парку Монсо.

– Однако страсти накалились до предела… – заметил Родион, присаживаясь на скамейку возле пруда. – Недовольство властями растет с каждым днем. В сложившейся ситуации документы, которые ты мне передала, очень актуальны… Понимаешь, если найдутся доказательства того, что Давид Рувэ с помощью высокопоставленных чиновников годами проворачивал нелегальные сделки, то у дела будет большой резонанс. Ты же видела фотографии и свидетельства из досье Волошина: вечеринки на яхте, коктейли у бассейна, дорогие подарки…

– Похоже, в Москву я съездила не зря, – подмигнула ему Оливия. – Правда, я не ожидала, что это обернется таким серьезным проектом.

– Если бы речь шла о банальной продаже фальшивок, история Рувэ вряд ли бы меня заинтересовала. Но тут налицо откровенная коррупция… В общем, для начала я проверю полученные данные, а потом уже буду решать, стоит ли браться за эту работу – собрать доказательства будет непросто.

Оливия ничего не ответила.

Она сидела с прикрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам, и блаженно улыбалась, явно его не слушая.

Родион вздохнул: напрасно люди придают значение первой любви – она наивна, эгоистична и всегда проходит. Куда серьезнее обстоят дела с любовью последней. Зрелое чувство сильнее и мучительней хотя бы потому, что исключает чувство собственничества: вопреки страстному желанию обладать человеком, нужно научиться его от себя отпускать…