Кухаркин сын - Марта Солнечная

У меня дочери. Когда Вырубалы приставляют нож к горлу твоего ребенка, пойдешь на все, что угодно.

— Напрасно стараешься, свинья волосатая! Как ты захрюкаешь на то, что твои дочки без тебя останутся? Посмотрим, как быстро они на панели окажутся, а может еще сами к Вырубалам побегут подкладываться, защиты просить.

У Тонни были две дочери. Немолодые, лет по двадцать-двадцать пять. Толстые и неряшливые. Папаша-свин все пытался пристроить их замуж, но дураков не было. Пожалуй, это единственное, что кроме денег по-настоящему волновало жирдяя.

Мик размахнулся и еще раз ударил Тонни в живот, стараясь бить до сотрясения внутренностей. Однако не удар оказался решающим. Тон выведенного из себя Мика испугал Тонни до такой усрачки, что толстяк заскулил:

— Мик, они сказали, что тебя всего лишь нужно отвлечь… Просто отвлечь любым способом. Не нужно моих девочек!.. Они такие домашние, а Вырубалы, знаешь что с людьми делают… — и он затрясся всем своим дебелым телом и зарыдал.

— Рассказывай, если хочешь протянуть еще хоть день своей никчемной жизни! — давил на него парень.

Кухаркин сын возвышался над пекарем с высоты своего двухметрового роста. Быстрый и стройный и по-звериному опасный.

— Так ведь это только слухи. Я сам ничего не знаю. Только то, что людей они разделывают, что мясник корову. Ловят и рубят в банки, и в холодильниках держат. А больше ничегоооо… Ничегооооо…

— Что за бред!? — разозлился Кухаркин сын и замахнулся еще раз.

Но Тонни уже не реагировал. Он бешено вращал глазами и зажимал сам себе рот двумя пухлыми кулаками. Как будто жалел, что проговорился.

«Кончать надо с толстяком, вот только проследить бы сначала не помешало», — прикидывал в уме Мик, отправляясь в обратный путь.

Самым дурным во всей этой мутной ситуации было то, что в его районе действительно пропадали люди. Причем преимущественно девушки.

Сначала сыны не досчитались пяти человек, при переезде. Причем, вначале парни все списали на ошибку в списках. Но люди продолжили пропадать и после. Все это были одинокие без особого занятия девушки.

Сейчас на столе в офисе Братства лежал уже десяток подобных заявлений об исчезновении. А вот каким боком здесь были замешаны Вырубалы, стоило еще разобраться…

И вот во всей этой канители не было ни дня, когда бы Мик не думал о Ней. Она преследовала его во снах. Как постоянно удаляющаяся цель, за которой он гнался, но никак не мог прикоснуться.

В другой раз во сне его мучила жажда, а она стояла у окна с кружкой такой холодной воды, что капельки стекали по запотевшей керамике на ее длинные изящные пальцы, и смеялась. Он подобрался ближе, а она обернулась птицей и вылетела в окно. Чертовщина какая-то!

И все эти видения были такими яркими, такими реальными, как будто только в их и была жизнь.

Он страстно хотел хоть краем глаза снова посмотреть на девушку, перекинуться парой слов еще раз после того, как зажимал и целовал на балконе. На празднике Мик сам не знал, зачем пошел за ней, и только, когда Кьяра оказалась в его объятиях, понял.

А теперь он душил в себе все желания увидеть девушку. Несколько раз парень разворачивал себя на полпути в ее корпус. Мик останавливал всякого, кто пытался доложить о событиях, происходящих с жильцами этого проклятого дома, потому что разговор мог как-то затронуть ее, Кьяру, а значит принести Мику новые мучения.

Он чувствовал себя так, как будто его каменное нутро начинает покрываться чем-то мягким и теплым, как мох или трава. Это было ему незнакомо и оттого некомфортно.

Мик боялся сорваться к Ней посреди ночи, поэтому в эту неделю Танья почти поселилась у него. Он ожесточенно трахал ее каждую ночь, но наутро оказывался только еще более раздраженным. Так Она действовала на него.

Злой азарт овладел им. Парень был уверен, что она сама придет к Мику. Но глупая баба все не шла.

Мик то злился на ее любовника из Корпорации, который оставил свою девушку в этой дыре, то радовался, что тот ничего не делает, не содействует Кьяре, а, значит, не предъявляет на нее свои права.

Он даже поручил Мамонту осторожно узнать, что там за ебарь такой. Но тот вернулся ни с чем. Да, Кьяра один раз куда-то исчезала после работы и возвратилась домой уже после наступления комендантского часа, но больше Флойду ничего не удалось выяснить.

Слежка за жирным Тонни тоже провалилась, даже не начавшись. После посещения Миком свинорылого ублюдка ставни старой пекарни так и не открылись. Утром Сыны, посланные им для наблюдения, обнаружили тело жирдяя плавающим в чане с закваской с перерезанным горлом.

По всем фронтам был полный провал.

Мик сидел с парнями на закрытом заседании, когда им донесли о том, что жильцы собрались устроить самосуд над одной упрямой дурой из тринадцатого дома.

Они с Братьями успели появиться вовремя, только Мик был на столько вне себя, что сразу дал знак говорить Алу, а сам прислонившись к стене, просто смотрел.

Хотя, не просто. Он жадно впитывал в себя каждый жест девушки, ловил каждый ее вздох, не в силах отвести взгляд. И если б можно было бы убить ее, что б оторваться и не смотреть, то Мик непременно бы сделал это.

А Кьяра стояла и хлопала глазами, как маленький испуганный воробушек. Волосы разметались и прилипли к мокрым от слез щекам. На одной половине лица вдоль скулы кровоточила узкая длинная царапина. В парне вдруг выросла такая неконтролируемая ярость на всех, находящихся на этой кухне. Мик готов был растерзать соседей, что травили девушку и посмели до нее дотронуться, на саму Кьяру, что молчала теперь и что не обратилась к нему за помощью раньше и на самого себя, потому что полностью терял над собой контроль.

Мик с такой зубодробительной силой сжал челюсти, что лишний раз порадовался, что передал Французу право управлять этим конфликтом.

А потом, когда она, наконец, приоткрыла губы и спросила, глядя прямо на Кухаркиного сына:

— Мне собирать вещи?

И смотрела так затравленно и так обреченно, что просто не оставила Мику никакого другого выхода.

— Да. Собирай, — он тяжело вздохнул и вышел первым из этой блядской кухни.

18.

Кьяра опять паковала вещи. Она вытащила одежду из шкафа. Сложила на кровати. Из всех ящиков доставала постельные и швейные принадлежности, памятные безделушки и дорогие для нее подарки бывшего мужа, немудреную кухонную утварь. Вскоре ворох предметов занимал не только все горизонтальные поверхности, но и вырос в неаккуратную