Железные Лавры - Сергей Анатольевич Смирнов

или медовом сырье для барда. Воды же стояла бочка, всего труда было – дотянуться до ее краев. Однако вода, как выяснилось, в утробе барда в вино, слава Богу, не обращалась.

- Испортил песню, - слово в слово повторил я прямое обвинение графа Ротари.

- Знал бы граф, чем дело могло кончиться, если бы ты не испортил, так озолотил бы он тебя, жрец, - удивил меня бард ответной своей жалостью, и жалость была смешана со злорадством, тоскующим по хмельному. – Я же тебе за то благодарен, как и обещал.

Он приложил ко лбу глиняную кружку с холодной водой.

- Куда меч мой дели? Видел, жрец? – сразу вопросил о самой важной и, видно, раз за разом повторявшейся своей беде ярл Рёрик Сивоглазый.

Он прикладывал кружку уже не ко лбу, а к затылку, куда ткнул его глухой стражник графа.

Спел бы теперь ярлу бард от души – так вернулся бы меч сквозь стены к своему хозяину! Потому-то, видно, и не оставили барду ни его волшебной арфы, ни плодов земных, возжигавших в нем песенную силу.

Рассказал тогда своим друзьям по несчастью, то есть по особому промыслу или же попущению, всё, как на исповеди: про то, что подослан к ним самим графом Ротари выведать про то и про сё, а особенно – про то, чем они еще могут быть опасны или же полезны графу. А еще про то, что граф и вправду ждет в проезжие гости самого короля франков Карла. Про обездоленный меч ярла тоже не забыл.

- Вот он и станет в Риме императором, - кивнул головой в бок, в сторону ярла, бард, - а граф тут не при чем.

- То и оскорбило графа, как догадываюсь, что ты пел про то, как станет императором славный ярл Рёрик Сивые Глаза, - напомнил я барду.

- Вот оно что! – вдруг удивился и задумался бард. – Я же всегда грезил стать бардом императорским, а не при каком-нибудь ярле.

- Мне и быть императором, то знаю верно, - взбодрился и, по своему обыкновению, не оскорбился ярл. – Мне видение особое было.

- А как же король франков Карл? – едва не хором обратились мы к ярлу за разъяснением, как они с Карлом собираются тащить в разные стороны великую корону.

- Ему новым императором мира быть, - нимало не сомневаясь, пророчествовал уже не бард, а сам ярл. – А после него вскоре – мне. У него есть дочь. Видение сонное было вот какое. На ней женюсь, Карл скончается, а трон – мне. То я додумал теперь, после сна – о смерти Карла. Видение было – только императорская дочь мне в жены.

- Точно ли императорская? – вдруг грустно засомневался бард.

Ярл пропустил его обидное сомнение мимо ушей. Замысел ярла Рёрика был прост и ясен, как умелый, сквозной бросок копья, но только – бросок во сне, где всё пронзается и умирает не взаправду, а чтобы родиться наяву.

В том сне ярлу привиделась искомой супругой некая статная белокурая красавица – по грядущим обстоятельствам, быть той красавицей надлежало дочери Карла, Ротруде, которую сам Карл когда-то сватал, да не слишком удачно, Константину, сыну нашей строгой царицы Ирины и злосчастному неудачному властителю, коего она, хоть и сына родного, ослепила в жажде повластвовать самолично и тем принести империи больше пользы.

- Постой, славный ярл,- едва не стоном отозвался бард Турвар Си Неус. – Кажется, и тут пел я по-другому. Вспомнить бы. Мёда больше нет, вот проклятие! О неком ином императорстве я пел, хоть пытайте.

Пришлось напрягать память мне, ибо сам ярл теперь только моргал веско и неторопливо.

- Иное ли, не иное – трудно сказать, - принялся я за толковое рассуждение, еще не зная, чем закончу его. – Помню сам вот что: вроде как, по словам твоей песни, суждено ярлу стать великим властителем земель огромных, однако неведомых. А земли обоих Римов все ведомы и поделены до последнего камня. Здесь – и загвоздка. А еще ты, славный певец Турвар Си Неус, пел про некие Железные Лавры. Вот они особо смутили графа, да и мне будут любопытны.

Никак в тот час бард не напоминал собой могучего колдуна и лесного, языческого пророка. А вот бродягу, забывшего после выпивки, с какой стороны света его принесло на постоялый двор, - в точности!

- Железные Лавры? – изумился он, подняв брови, и тряхнул слипшимися прямыми волосами. – Что за чудо? Совсем не помню, хоть железом жгите.

Потщился напомнить барду: где-то на севере ярлу Рёрику вроде бы да как суждено обрести те неведомые лавры с короной вкупе. Видно, там, в Гиперборее, они, лавровые рощи, дают железную листву, стойкую к морозам.

- Железная листва? Начинаю припоминать. – И бард снова приложил ко лбу глиняную кружку. – Не оружие ли такое чудесное, коим нетрудно завоевать полмира? Сдаётся, оружие, а как выглядит – слепому и тьма даром.

- И замок графа им можно разрушить? – шепотом вопросил я, вспомнив самые опасные слова песни, за кои, верно, и упекли под запор сразу обоих.

- Не разумею даже, к чему опять клонишь, жрец, - угрюмо воззрился на меня бард своими медовыми, но сейчас заледеневшими, как царский янтарь, глазами. – Распелся тогда совсем до беспамятства. Тебе надо было ударить меня раньше – узнали бы сейчас больше.

- К тому клоню, что ты выставил ярла свирепым разрушителем и поджигателем сего замка, хотя и – лососем, - не смог сдержаться и я без злой насмешки. – Такая дикая небылица, верно, и запутала графа, а нас пока спасла.

- Значит, подожжет и развалит, если я пел уже в беспамятстве, - вздохнув, пробормотал бард.

Ярл Рёрик и ухом не повел: видно, ему уже не раз доводилось оборачиваться лососем и сносить замки, принимая их за высокие речные пороги.

- Развалю и подожгу за подлую кражу Хлодура, - подтвердил ярл. – Сам развалится и загорится, как бывало.

- Вот и Хлодур помянут кстати, - ухватился я за новый силок смысла, спеша перебить опасные пророчества, дабы не потянулись они из приземистых окошек наружу едким дымом. – Сумеешь ли ты, славный бард Турвар Си Неус, каких больше нет, повторить прилюдно то чудо с мечом, сходящим со стены в руки ярла, по коей причине ярл и оказался здесь без своего верного меча?