Сто чудес - Зузана Ружичкова

Такая цена свободы была слишком высока, и я уверена, что вступление в партию не облегчило бы нам жизнь, потому что из нас бы вышли плохие коммунисты и рано или поздно нас бы исключили. Раздраженная терзающей навязчивостью коммунистов, я сказала одному должностному лицу: «Товарищ, если я соглашусь, вы пожалеете об этом, потому что со мной у вас будут одни неприятности».

В конце концов они вроде бы смирились и уже не слишком приставали ко мне.

Потом они пробовали, правда, оказать на меня серьезное давление, когда союз композиторов организовал трехдневную поездку в Зальцбург с билетами на концерт, и нас обоих выбрали в члены делегации. Я пришла за заграничным паспортом, не зная, сумею ли я получить его, и меня тут же отослали в другую контору.

Там меня посадили за стол в маленькой темной комнатенке и – прямо как в кино – стали светить яркой лампой в глаза. Свет ослеплял меня, и я не видела собеседника напротив, только слышала его лишенный тела голос.

– Значит, вы хотите поехать в Зальцбург с вашим мужем? – спросил чиновник.

– Да, товарищ, – ответила я, отводя глаза.

Он зашелестел какими-то бумагами:

– Ну что ж, мы знаем, что у вас с мужем крепкий брак. Вы даже живете вместе с вашей матерью, и ваша родня довольна. Но денег получаете мало, а квартира невелика… Если вы окажетесь в Австрии и кто-нибудь там предложит вам более высокое жалованье и квартиру просторнее, как вы поступите?

– Я вернусь сюда.

– Зачем?

– Я люблю свою родину.

– Так все говорят. А потом, очутившись по другую сторону границы, чувствуют себя там свободными.

Внутренне я рассмеялась.

– Вы не понимаете, товарищ. У меня были возможности остаться за пределами Чехии, но я действительно люблю свою страну. Здесь мой дом, здесь моя мать.

Он глубоко вздохнул.

– Подобный разговор был у меня недавно с одним виолончелистом, и знаете, что случилось? Он сбежал.

– Тут я ни при чем.

Он опять вздохнул.

– У меня сейчас начинается отпуск, вот в чем дело, и, если я вас отпущу, я не проведу спокойно ни одного дня из-за страха, что вы и ваш муж останетесь в Австрии.

Я постаралась удержать смех.

– Я очень сожалею, – сказала я непритворно, хорошо представляя, какую трепку может задать начальство ответственному чиновнику низшего звена, если кто-нибудь выскользнет из их сетей. – Я вот что вам скажу, я и в самом деле не хочу вам портить отпуск, просто дайте моему мужу тоже отправиться на выходные отдохнуть, а сама я съезжу в Зальцбург как-нибудь потом.

Я слышал, как заскребли пол ножки стула, когда чиновник отодвинулся от стола и встал. Он прошелся по комнате, потом сел обратно. Все это казалось мне смешным: мелкая сволочь, опасающаяся потерять свою маленькую должность и мучающаяся сомнениями, вернусь я или нет. Мне вправду было жаль его.

Наконец он постановил штамп на моих документах и воскликнул:

– Ну что ж, я думаю, можно рискнуть!

Я не могла поверить. Мы прекрасно провели время, поехав в Австрию с другими чехами на автобусе. Но там возникла другая забавная ситуация. У нас было очень мало денег. Мы не могли позволить себе заплатить за билеты на главный концерт и страдали от жажды, поэтому ходили в киоск и спрашивали самый дешевый лимонад, а киоскер смеялся: «Зачем вам самый дешевый, если у вас такие дорогие фотоаппараты?» Он не мог понять – как это у нас нет наличных денег.

А мы в свою очередь смотрели на старые аппараты «лейка» и удивлялись, что кто-то на Западе считает их роскошными.

Виктор решил, что нам нужно побывать на всех концертах в программе, и, умея налаживать отношения, он отправился к дирижеру и рассказал ему о нашем несчастье. Тот добросердечно позволил нам посещать репетиции. Я помню, как потом стояла на мосту в Зальцбурге и говорила Виктору, как мне тут нравится и как соблазнительно было бы тут остаться.

Мы оба понимали, что всерьез об этом не может быть и речи. В Праге жила моя мать. Отец Виктора – в Богемии. Мы обрекли бы их на страшные страдания.

* * *

ЗА ВСЕ ГОДЫ, проведенные под властью коммунистического режима, мы с Виктором вместе выезжали из страны только пять раз – два раза в Зальцбург, дважды в Цюрих, когда его произведения исполнялись в этом городе, и однажды в Москву, потому что один из его квартетов решили сыграть и там.

Никогда бы не подумала, что Виктору захочется посетить Советский Союз, и то, что он принял приглашение, потрясло меня. Я-то бывала в Москве неоднократно, работая на «Прагоконцерт», и понимала, что Виктор растеряется в ней. Он запаникует уже в аэропорту, когда обнаружит, что его никто не встречает, и прождет не меньше часа из-за особого отношения русских ко времени. У меня тогда была советская учебная виза: меня пригласили вести мастер-класс игры на клавесине у нескольких русских профессоров музыки. Поскольку не было и тени подозрения, что нам заблагорассудится остаться в СССР, мне позволили сопровождать Виктора.

В Москве меня всегда сопровождал так называемый переводчик, который на самом деле был осведомителем на службе у властей. Некоторые из таких переводчиков казались мне людьми примитивными, другие – хорошо образованными, интеллектуальными, и я вела себя с ними дружелюбно, расспрашивала об их жизни. Одна женщина-переводчица была очень доброжелательна и подарила мне что-то из янтаря, который мне нравился. Она выглядела несчастной из-за своих обязанностей, очень подозрительной, поэтому я спросила: «Либо вы сами служите в госбезопасности, либо думаете, что я, так какой вариант из двух?»

Она тут же расслабилась и объяснила. Ее дед и отец были сосланы в Сибирь за политические преступления.

– Если я тоже в итоге попаду туда, как мне быть? Я устала от всего этого, поэтому пошла на работу переводчицы. Так мне по крайней мере удается общаться с интересными людьми.

Мы мгновенно подружились.

С Виктором у нас был другой удивительный сопровождающий, молодой человек, изучавший драматическое искусство в Праге. Первое, что он сказал, когда мы прилетели в Москву:

– У меня есть билеты в Большой театр, куда я должен отвести вас, но я не хочу. Лучше я отведу вас в театр поскромнее, но зато передовой. Думаю, вам больше понравится там.

Еще он показал нам выставку фотографий и без конца болтал со мной обо всем, что узнал в Праге, от нашей музыкальной культуры до концлагерей. И он показал нам настоящую Москву. Я помню, что он сопровождал нас в дом одного из моих русских профессоров, там нас усадили вместе с членами семьи за стол с голубым сыром. Мы все очень обрадовались такому угощению. Я не призналась, что сыр с плесенью довольно легко купить в Праге.

Несмотря на то что концерт Виктора пользовался огромным успехом в Москве и сам он привлек к себе всех на международном симпозиуме композиторов, куда его пригласили, город производил на него тягостное впечатление. Его звали приехать туда в следующем году, но он не стал скрывать чувств и отказался. Мне он сказал: