Тайная история капитализма. Почему мы бедные, несчастные и больные - Ха-Джун Чанг

и торговых компаний, получая королевские монополии для них и продавая их акции с огромной прибылью. Его удачные финансовые схемы и подвели его. Они привели его к финансовому пузырю «Миссисипской компании» («Mississippi Company»), который в три раза превышал современный ему финансовый пузырь «Компании Южных морей», упомянутый в Главе 2, и который подорвал финансовую систему Франции[164].[165] Также Лоу был известным азартным игроком, обладая невероятной способностью просчитывать шансы. Как экономист он пропагандировал применение бумажных денег, подкреплённых [обязательствами] центрального банка[166]. Сама мысль, что можно превратить бесполезную бумагу в деньги, при помощи правительственного указа в то время была [очень] радикальной концепцией. Тогда все люди считали, что только вещи, обладающие своею собственной ценностью, такие как золото и серебро, могут выступать в роли денег.

Сегодня Джона Лоу помнят в основном как финансового махинатора, который создал пузырь «Миссисипской компании», но его понимание экономики простиралось далеко за пределы финансовых комбинаций. Он понимал всё значение технологий для построения сильной экономики. И в то время, когда он расширял свои банковские операции и создавал Миссисипскую компанию, он также нанимал в Британии сотни опытных рабочих, в попытке модернизировать технологии Франции[167].

В те времена, заполучить опытных рабочих означало получить доступ к передовым технологиям. Даже сегодня, никто не может сказать, что рабочие – это бездушные автоматы, одинаково повторяющие одну и ту же операцию, которых так весело, но метко изобразил Чарли Чаплин в классической картине «Новые времена». То, что рабочие знают и умеют имеет огромное значение и определяет производительность фирмы. В прежние времена важность их роли была ещё более ярко выражена, поскольку они сами воплощали в себе многие технологии. Машины были всё ещё довольно примитивны, так что производительность очень сильно зависела от того, насколько опытные и умелые рабочие работали на них. Научные принципы, на которых основаны промышленные операции, тогда ещё плохо понимали, поэтому технические инструкции нельзя было написать просто, в общепонятных универсальных терминах. Повторюсь, чтобы [технологический] процесс шёл гладко, должны были быть опытные и умелые рабочие,

Встревоженная попытками Лоу переманивать опытных и умелых работников, а также аналогичными действиями России, Британия решила ввести запрет на миграцию квалифицированных рабочих. Закон, введённый в действие в 1719 году, ставил набор рабочих для работы за рубежом (так называемое «подстрекательство») вне закона. Рабочиеэмигранты, которые не вернулись на Родину в течение шести месяцев с момента получения предписания, теряли право собственности на землю и движимое имущество в Британии, и лишались гражданства. В законе прямо назывались отрасли по производству сукна, стали, чугуна, бронзы и прочих металлов, часов, но на практике он применялся ко всем отраслям[168].

С течением времени машины становились всё сложнее, и [постепенно] стали воплощать в себе большую [долю] технологий. Это привело к тому, что получение важнейшего оборудования начало становиться таким же важным, а затем и более важным, чем вербовка квалифицированных рабочих. В 1750 году Британия приняла новый закон, запрещающий экспорт «инструментов и принадлежностей» в шерстоткацкой и шелкопрядильной отраслях. В дальнейшем сфера действия этого закона расширилась, и стала охватывать льнопрядильную и хлопчатобумажную промышленность. В 1785 году был принят «Закон об инструментах» («Tools Act»), который запрещал экспорт многих других видов оборудования[169].

Другие страны, намеренные нагнать Британию, понимали, что им необходимо заполучить эти передовые технологии, неважно законными или незаконными будут их методы с британской точки зрения. Законные методы включали в себя ученичество [стажировки] и [организованные] посещения производств[170]. Незаконные методы заключались в том, что правительства континентальной Европы и США переманивали квалифицированных рабочих в нарушение британских законов. Эти же правительства рутинным образом прибегали к услугам промышленных шпионов. В 1750-е гг. французское правительство назначило Джона Холкера (John Holker), бывшего Манчестерского текстильщика-аппретурщика и офицера-якобита Генеральным Инспектором Иностранных Мануфактур. Под видом консультаций французским производителям в отношении текстильных технологий, главная задача Холкера состояла в руководстве сетью промышленных шпионов и переманивании квалифицированных рабочих из Британии[171]. Также осуществлялась широкомасштабная контрабанда оборудования. Контрабанду было трудно выявить, поскольку машины были всё ещё довольно простыми и имели немного составных частей, их можно было относительно быстро разобрать и вывезти по частям.

Весь XVIII век технологическая «гонка вооружений» яростно продолжалась, используя [различные] схемы вербовки, [изощрённую] контрабанду машин и оборудования, а также методы промышленного шпионажа. Но к концу века правила игры изменились самым фундаментальным образом, когда стала возрастать роль «невоплощённых» знаний, то есть знаний, которые можно отделить от рабочих и оборудования, которые до этого момента являлись [главными] его носителями. Развитие науки привело к тому, что большие объёмы знаний (хотя и не все) можно было записать (научным) языком, который был понятен любому, получившему соответствующую подготовку. Инженер, понимавший принципы физики и механики мог воспроизвести [любую] машину, просто посмотрев на инженерные чертёжи. Аналогичным образом, грамотный химик может легко воспроизвести [практически любые] медикаменты, если раздобыть формулу.

«Невоплощённые» знания защитить намного труднее, чем заключённые в самих рабочих или оборудовании. Как только идея записана общеупотребительным научным и инженерным языком, её становится намного легче скопировать. Когда вы должны вербовать квалифицированного иностранного рабочего, возникают всевозможные личные и культурные проблемы. Когда вы импортируете оборудование, может случиться, что вы не получите от него полной отдачи, потому что вы плохо понимаете принципы его работы. По мере роста значимости «невоплощённых» знаний, становилось всё более важным защищать сами идеи, нежели людей и оборудование, воплощавших его. Вследствие этого обстоятельства британский запрет на эмиграцию квалифицированных рабочих был отменён в 1825 году, а от запрета на экспорт оборудования отказались в 1842 году. Вместо них патентный закон стал важнейшим инструментом, управляющим потоком идей.

Предположительно, впервые патентной системой воспользовались в Венеции в 1474, кода она признала десятилетнюю привилегию за изобретателями «новых искусств и машин». В XVI в. ею стали несколько бессистемно пользоваться некоторые германские государства, а с XVII в. – и Британия[172]. Затем, отражая растущее значение «невоплощённых» знаний, с конца XVIII века она очень быстро распространилась во Франции (1791 г.), США (1793 г.) и Австрии (1794 г.). Большая часть нынешних богатых стран ввели свои патентные законы в течение полувека после Франции[173]. Законы, закреплявшие другие права интеллектуальной собственности, такие как авторское право (впервые появился в Британии в 1709 г.) и торговые марки (впервые появился в Британии в 1862 г.), были введены большинством нынешних богатых стран во второй половине XIX века. Со временем появились международные соглашения по правам интеллектуальной собственности, такие как Парижская конвенция по охране промышленной собственности 1883 года [СССР присоединился в 1965 г.][174] и Бернская Конвенция по охране литературных и художественных произведений 1886 года [США присоединились в 1989 г., РФ – с оговорками в 1995 г.]. Но даже эти международные соглашения не остановили применение «незаконных» средств в технологической «гонке вооружений».

В дело вступают юристы

1905 год известен, как annus mirabilis [«год чудес»] современной физики. В этом году Альберт Эйнштейн опубликовал три работы, которые навсегда изменили вектор движения физики[175]. Примечательно, что в это время Эйнштейн не был профессором физики, а работал простым патентным клерком (помощником технического эксперта) в швейцарском Патентном бюро, и эта должность была его первым рабочим местом[176].

Если бы Эйнштейн был химиком, а не физиком, то его первая работа не была бы в швейцарском Патентном бюро. Ибо, до 1907 года Швейцария не выдавала патентов на химические изобретения[177]. И вообще, Швейцария не имела никакого патентного законодательства до 1888 года. Швейцарский патентный закон 1888 года давал патентную защиту только «изобретениям, которые могут быть представлены механическими моделями». Это положение закона автоматически (и намеренно) исключало изобретения в области химии – в ту пору швейцарцы «заимствовали» множество химических и фармацевтических технологий у Германии, в то время мирового лидера в этих отраслях. Поэтому, выдавать патенты в области химии было не в