Слепая зона - Наталья Николаевна Ильина

class="p1">В голове снова возникла картинка со скулящим щенком. Я так глубоко сосредоточилась на твари, что потеряла контакт с окружающим и, пятясь, налетела на капитана, воткнувшись локтем куда-то в район солнечного сплетения. Он хэкнул, поймал меня и подвинул кресло под самые колени так, что я скорее упала в него, чем села.

– Прости, я задумалась.

Получилось фальшиво и глупо.

– Свет, что с тобой происходит? – не стал бродить вокруг да около Максим.

– Не дави, – предостерегающе вмешался Вячеслав, но в этом не было необходимости.

Тварь слов не понимала, а эти двое – Максим и его друг – были единственными, с кем я могла поделиться.

– Я научилась его немного понимать. И немного контролировать, кажется. Это хорошая новость.

Как сообщить остальное, чтобы они не потащили меня к психиатру, я не знала.

– Есть и плохая? – осторожно поинтересовался Вячеслав.

Он вспотел еще тогда, когда я сказала, что тварь в комнате, а сейчас запах усилился и стал ядовито-острым.

– Не то чтобы плохая… – Я тянула время, подбирая слова. – Оно может исследовать мою память, чтобы подбирать ассоциации. Так я понимаю, чего оно хочет или чувствует.

– Ты хочешь сказать, что позволила этой гадости копаться в своей голове? – очень спокойно, четко разделяя слова так, что они падали в повисшей тишине, тяжелые, словно камни, спросил Максим.

Я приняла бы его гнев на свой счет, если бы не была уверена, что он смотрит сейчас туда, где жмется к потолку тварь. Если бы капитан мог на нее воздействовать, как я, там и мокрого места не осталось бы.

– А меня не спрашивали, – пожала я плечами.

– Постой, Макс! – Вощин подался вперед вместе с заскрипевшим креслом. – Света, а вы можете спросить, чего оно хочет? Откуда взялось?

– Увы. Оно не понимает слов. Все, что я сумела принять, относится к ощущениям: голод, боль.

– Хм-м. Основные инстинкты? – задумчиво пробормотал Вячеслав.

– Думаешь, это животное? – спросил его капитан.

– Понятия не имею, можно ли назвать животным то, что не выражается материально в нашем мире, – все так же задумчиво пробормотал Вощин.

– Короче, Ватсон, что делать-то будем?

– Хороший вопрос. Света, насколько вы его контролируете?

Я прислушалась к неподвижно замершей твари. Встала и направилась в коридор, обогнув кресло капитана. Тварь робко шевельнулась и мгновенно оказалась прямо над моей головой, взбаламутив густой упругий воздух. Стоило мне остановиться, тварь замерла тоже. Я ткнула ее импульсом неприязни и ощутила, как она съеживается. В детстве меня восхищали черепахи – домик прямо на спине! То, как съежилась тварь, напомнило мне черепаху, прячущую голову и лапы в панцирь.

В комнате стояла тишина, Максим и Вячеслав следили за мной молча. Оставалось только надеяться, что я не кажусь им чокнутой. Впрочем, я и сама не слишком была уверена в том, что это не так.

Вернувшись к столу, я сказала:

– Оно меня как будто побаивается, но держится рядом, как привязанное.

– Твою дивизию! – ругнулся капитан.

Судя по тону, сумасшедшей он меня не считал, напротив – окончательно поверил в то, что в комнате нас не трое, а четверо.

Вячеслав вынырнул из своей задумчивости и задал вопрос, который мне бы следовало задать самой, и много раньше:

– Сколько тварей было в хосписе, Света?

Я похолодела. Действительно, их же было пять, куда делись остальные? Что будет, если они появятся все вместе? В том, что я не удержу даже двоих, я не сомневалась, не говоря уже о пятерых… Горькое воспоминание о той ночи, когда умер Гарька, быстрое, ранящее, проскочило в голове. Тварь неожиданно зашевелилась, метнулась туда-сюда по потолку. Я завертела головой, пытаясь отследить ее перемещения.

– Что происходит?

Максим схватил меня за руку.

– Не знаю. Я вспомнила хоспис, оно задергалось. Мечется.

– Света, постарайтесь успокоиться, – мягко попросил Вячеслав.

Легко сказать! Меня накрывали тяжелые волны страха и тоски. И это был не мой страх. Не моя тоска.

– Максим! – Я повернулась к капитану, осененная догадкой. – Оно потерялось, вот почему прицепилось ко мне! Там, в хосписе, пока мы воевали, остальные, видимо, ушли, а этот замешкался…

– Чудесно, – пробормотал Максим. – Где-то гуляют остальные. Будем надеяться, что они еще не научились убивать…

Когда мы подъехали к дому капитана, было около двенадцати ночи. Меня неожиданно разморило по дороге, напала такая сонливость, что даже присутствие твари уже не вызывало никаких эмоций. Безразличие и единственное желание – спать – приглушили все чувства.

Максим довел меня до дверей своей квартиры так осторожно, что не позволил ни разу споткнуться моим заплетающимся ногам. В прихожей басовито взревел Матрос и тут же замолчал, только мягко протопали по полу лапы.

– Чует он эту тварь, что ли? Хвост распушил и ускакал, – проворчал капитан, подталкивая к моим ногам тапки.

Я уже стянула кроссовки и стояла в одних носках. Шлепанцы были огромными, ноги просто утонули. Шею бы в них не сломать.

– У меня пол холодный, – извиняющимся тоном пояснил Максим и очень буднично предложил: – Давай пройдемся, покажу, где у меня что. Кстати, ты есть не хочешь?

Пол был холодным, но меня неожиданно бросило в жар. Сонливость слетела, не оставив и следа. Вернулись смятение и нелепые, крамольные мысли, которые крутились в голове весь вечер. Чего ждать от капитана? Или лучше не ждать, чтобы не разочароваться потом?

Экскурсия оказалась короткой – жилище капитана было ненамного больше моего, да и планировкой дома советских времен не слишком различаются, так что туалет, ванную и кухню я могла найти самостоятельно без особого труда.

– Я постелю тебе на диване в гостиной, хорошо?

– Конечно, – кивнула я.

Кровь прилила к щекам. Помнится, я на нем уже спала, пьяная.

– Максим, если почувствуешь что-то, если станет нехорошо, крикни, ладно?

Я вдруг подумала о том, что не смогу контролировать тварь во сне.

– Ладно, – неожиданно согласился он.

– Ты не боишься?

Капитан помолчал, как будто прислушивался к себе.

– Нет. Не боюсь. Не могу понять, как мне может причинить вред то, чего на самом деле нет. При всем, что случилось, при всем, что знаю об этой твари, – не могу понять.

– Оно есть. И оно здесь.

Я подняла плечи, обхватив себя руками. Тварь зависла в углу кухни – беззвучная, неподвижная, ждущая.

Максим подошел совсем близко, молча обнял меня. Я уткнулась носом ему в грудь, прямо в вырез расстегнутой рубашки, и замерла, боясь сделать вдох – мешало сердце, внезапно подскочившее прямо к горлу. В его руках было так уютно, так спокойно и так неописуемо правильно, что я в этот момент даже забыла о том, что мы в кухне не