Танго на собственных граблях - Дарья Калинина

Нарезка — чьи тесно слипшиеся между собой кусочки намекали на свое недавнее вакуумное прошлое. Готовые салаты, которые Нюта даже не потрудилась переложить на тарелки из пластиковых формочек. Из всего имеющегося на столе филе красной рыбы подверглось максимальной обработке, по крайней мере, его Нюта порезала на корявые кусочки. Огурцы и помидоры она покромсала на такие крупные дольки, что Настя из своего куска сумела соорудить на своей тарелке целый салатик.

Это что касалось закусок. Когда подошла очередь горячего, то оказалось, что тут у Нюты припасены пельмени, тоже отнюдь не самолепные. Впрочем, они трое так проголодались, что были рады всему съестному, что видели перед собой. И потому не было ничего удивительного в том, что с ужином они покончили за считаные минуты. Безусловно, это было не слишком правильно, но друзья просто не смогли удержаться и смели все подчистую.

После ужина, пока еще сытая тяжесть не навалилась на нее, Настя предложила Нюте:

— Ты готовила ужин, я помою посуду.

Та пыталась возражать, но Настя настояла на своем.

— Я лучше управляюсь с посудомойкой, чем ты. И потом, я у себя дома. Не могу позволить, чтобы гостья волокла все домашнее хозяйство на себе. Все должно быть справедливо.

Между ними разгорелась небольшая перепалка, в ходе которой Настя одержала решительную, хотя и не бесспорную победу.

— Хорошо, — уступила ей Нюта. — Но тогда с Бориса мытье полов.

Но когда девушки обернулись к столу, где, по их мнению, должен был находиться их единственный мужчина, то выяснилось, что его давно и след простыл.

— Вот так, учись, — вздохнула Нюта. — Уже слинял, и совесть его не мучит, что бросил нас наедине с домашней работой.

Она пошла разбираться с братом, а Настя убрала со стола. Образовалась приличная горка объедков, которые она должна была выкинуть. Но открыв дверцу шкафа, где хранилось мусорное ведро, она с удивлением замерла. Несколько хлебных горбушек и колбасные шкурки, пожалуй, что и не вошли бы сюда. А уж про пустой пакет сока и говорить нечего. Его втиснуть в переполненное ведро было просто физически невозможно. Настя таращилась на ведро с мусором и соображала, что тут не так.

Почему же полно мусора? Ведь Борис сказал Насте, что его сестра Нюта совсем недавно выносила мусор.

— Выходит, не выносила?

Удивившись немного, Настя решила не забивать себе голову всякой ерундой. Она быстро составила всю посуду в машину и пошла к себе в комнату. Ноги у нее гудели, в голове шумело, а эйфория от съеденного ужина наконец-то достигла клеток головного мозга. И теперь девушке хотелось лишь одного — спать.

Она не помнила, как добрела до своего матраса, не помнила, как улеглась на него. У нее не было сил даже для того, чтобы накрыться одеялом. Она уснула сразу, но не замерзла за ночь, потому что по прошествии где-то часа в ее комнату заглянули две темные фигуры.

— Как она? — спросила первая. — Спит?

— Даже похрапывает.

— Умотал ты сегодня девчонку.

— Разве я виноват? Она шустрей меня оказалась.

— Не может такого быть.

— Говорю тебе, у этой тихони огромный потенциал.

— Предлагаешь взять ее к нам?

— Ну, зачем так сразу? Любишь ты поспешные решения принимать.

— Ладно, говори лучше, что завтра будем делать? Кто с ней пойдет? Ты или я?

— По справедливости, лучше тебе пойти.

— А мне кажется, ей было бы приятнее пойти с тобой.

— Ты к чему это клонишь?

— Девочка в тебя влюбилась, разве не ясно?

— Ничего она не влюблена в меня. Просто я ей нравлюсь. Но ты же понимаешь, я не могу не нравиться.

— Да уж, от скромности ты точно не умрешь.

И две тени, бережно укрыв Настю теплым одеялом, на цыпочках вышли из комнаты. Ступать тихо они старались вовсе не потому, что им был важен покой уставшей Насти. Просто для них было принципиально важно, чтобы она спала и не увидела того, чем они займутся дальше. У парочки, поселившейся в ее квартире, была своя тайна. И эту тайну они должны были изо всех сил постараться скрыть от кого бы там ни было, и в первую очередь от маленькой хозяйки их большой квартиры.

На следующее утро Настю разбудил какой-то непонятный звук. То ли гул, то ли вой. Звучал он совсем недолго, но произвел на нее неприятное впечатление. И когда она прибрела на кухню, то ей показалось, что Нюта с Борей выглядят какими-то смущенными, словно ее не должно было тут быть или им не хотелось бы, чтобы она здесь находилась. Но они улыбнулись ей безупречно вежливо и сердечно, так что мгновенная напряженность растаяла бесследно.

— Что-то гудело, — сказала Настя.

Но ни Нюта, ни Борис ничего такого не слышали. Это снова немного удивило Настю.

— Что же это? У меня галлюцинации?

— Садимся завтракать, а затем сразу же едем к старцу, — провозгласил Борис, явно не желая говорить на эту тему. — Я тут навел про него кое-какие справки.

— И что узнал?

Настя все еще невольно придумывала объяснение странному гулу, поднявшему ее из постели. Что это могло быть такое? Но Борис заговорил, и ее внимание переключилось на него:

— Выяснилось, что старик этот весьма примечательная личность. Никакого отношения к твоему деду он, разумеется, не имеет. Он не Костромков и не Виктор. Зовут его на самом деле Сергей Михалев. И он уже давно находится в поле зрения правоохранительных органов в связи с организацией своеобразного бизнеса по объегориванию людей. Но пока что к суду не привлекался.

— Почему? Если полиция знает, что он преступник, почему они его не задержат?

— Очень ловок и хитер. Формальных поводов для задержания не дает. Все его жертвы в один голос твердят, что отдали свои накопления — деньги, акции или недвижимость — сугубо добровольно. Также в пользу старика говорит и тот факт, что лично у него никаких сбережений, счетов или иной собственности нет. Он гол как сокол.

— Куда же деваются все деньги?

— Вот это и загадка. Вроде бы они вкладываются в какие-то организации, которые в конечном итоге работают на благотворительность. Во всяком случае, так утверждает сам старик.

— Так благотворительность — это же… это же хорошо? — нерешительно спросила Настя.

— Хорошо, кабы не то обстоятельство, что все люди, столкнувшиеся со стариком, по словам их близких, на какое-то время куда-то исчезали, а затем возвращались, но уже с сильно опустевшим кошельком.

— Он их грабил!

— Скажем так, существенно щипал. Но при этом всякий раз пострадавшие еще долго клялись и божились, что лучше человека они не встречали, рассказывали о его удивительной доброте, несказанной щедрости к другим.

Одним словом, несли всякую ахинею, провозглашая его чуть ли не святым.