Предатель. Я тебе отомщу - Виктория Ким

class="p1">Туалет — одновременно убежище и клетка. Зеркала вдоль стен отражают мягкий свет золотистых ламп, мраморный пол блестит, как лёд, а воздух пропитан запахом дорогого мыла и жасмина — слишком сладким, слишком чужим.

Я подхожу к раковине, достаю из сумочки салфетку, промокаю лоб, шею, стараясь не смотреть в своё отражение. Умыться нельзя — макияж, что Катя так старательно накладывала, размажется, и я стану ещё уязвимее, ещё голее перед этим миром. Салфетка холодит кожу, но жар внутри не гаснет, он тлеет, как угли, что готовы вспыхнуть от малейшего дуновения.

Эльвира стоит рядом, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Её каблуки — чёрные, блестящие, как обсидиан, — отбрасывают резкие тени, а платье, обтягивающее её фигуру, кричит о деньгах и статусе. Она смотрит на меня с лёгкой усмешкой, как охотник на загнанную дичь, и я чувствую, как её взгляд ощупывает меня, ищет слабину.

— Твой муж в полной жопе, ты в курсе? — говорит она, её голос резкий, с ноткой злорадства, что вонзается в меня, как осколок стекла.

Она наклоняет голову, будто ждёт, что я рухну в слёзы или начну оправдываться.

— Это временно, — отвечаю я тихо, но твёрдо, глядя на свои руки, что сжимают смятую салфетку. Голос дрожит, но я держу его под контролем, не давая ей увидеть, как внутри всё рвётся.

Она приподнимает брови, её глаза расширяются в притворном удивлении, и на секунду кажется, что она сейчас захохочет, как гиена над падалью.

— Временно? — переспрашивает Эльвира, растягивая слово, как резину, что вот-вот лопнет. — Это что, про жопу или про то, что он твой муж? — уточняет она, и её тон сочится издёвкой, что жжёт мне кожу.

— То, что он мой муж, — выдавливаю я, поднимая взгляд на неё, и каждое слово — как выстрел, что я выпускаю в эту пропасть между нами. — У нас не всё так… гладко, как могло показаться на первый взгляд, — добавляю, чувствуя, как горло сжимается, но я не отворачиваюсь.

— В вашей семье разлад? Ох, как же так? — театрально охает она, прижимая руку к груди, её губы кривятся в гримасе, но тут же она смеётся — коротко, резко, как треск ломающегося льда. — Ладно, из меня отвратительная актриса, я знаю, — говорит, махнув рукой, и её смех отскакивает от стен, как эхо в пустой пещере.

— О чём ты… — начинаю, но голос тонет в горле, потому что я уже знаю, что она скажет. Внутри всё сжимается, как будто кто-то стянул мне рёбра стальным обручем.

— Насть, да все в курсе, что твой мужик ходит налево и растит выблядка от своего маркетолога, — говорит Эльвира, её слова падают, как камни с обрыва, разрывая тишину на куски. — Ты из-за этого что ли собралась уйти от него? В тот самый момент, когда он больше всего нуждается в твоей поддержке, — продолжает она, и в её голосе эта смесь презрения и насмешки, что душит меня, как дым.

— Как ты можешь так… говорить? — вырывается у меня, голос дрожит, срывается, но я не могу остановиться.

Слёзы жгут глаза, но я сжимаю кулаки, чтобы не дать им пролиться, чтобы не дать ей победить.

— А что я такого сказала? — пожимает она плечами, её тон становится ленивым, почти равнодушным. — Всем мужикам иногда нужно сбрасывать пар. Вон, мой, думаешь, святой? Ни черта. Каждый месяц новая шлюха. И ничего, живём счастливо. В мире и согласии. Главное, деньги платит, — говорит она, и её улыбка становится шире, но глаза остаются холодными, как замёрзшее озеро.

— Это же… отвратительно, — выдавливаю я, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, как всё внутри сворачивается в тугой узел от её слов.

Хочу кричать, бить по этим зеркалам, чтобы они разлетелись вдребезги, как моя жизнь, но стою неподвижно, глядя на неё.

— Вот поэтому ты мне сразу и не понравилась, — говорит она, её голос становится острым, как скальпель. — Я говорила Темке, не связывайся ты с провинциалками. Нет же, упёрся рогами. Очнись, Настя, мир не состоит из розовых пони, какающих радугой, — продолжает она, и каждое слово — как удар хлыстом, что оставляет следы на коже.

— Я уже в курсе, — отвечаю тихо, но в моём голосе звенит сталь, которой я сама от себя не ожидала.

Смотрю ей в глаза, чувствуя, как внутри что-то ломается, но не рушится, а крепнет, как закалённый металл.

— И перестань строить из себя обиженку, — фыркает Эльвира, отбрасывая прядь волос с лица резким движением. — То же мне нашлась… гордая. Он тебя из помойки вытащил, огрел, приодел. Сложно притвориться что ли, приласкать лишний раз? — её тон становится ядовитым, и она смотрит на меня сверху вниз, как на грязь под ногами.

— Сложно, — говорю, и мой голос звучит твёрже, чем я думала. — Ненавижу лицемерие, — добавляю я, и это правда, что жжёт меня изнутри, как раскалённая проволока.

— Ой, делайте, как хотите… — вздыхает она, закатывая глаза с театральной скукой. — Только имей в виду, если ты собираешься отсудить у него половину при разводе, то нихренашеньки у тебя не получится. Уж я, как авторитетный адвокат, об этом позабочусь, — говорит она, и её улыбка становится хищной, как у волка, что почуял добычу, а голос набирает вес, полный уверенности в своей власти.

Эльвира разворачивается, её каблуки цокают по мрамору, как выстрелы из пистолета, звук эхом разносится по пустоте туалета. Дверь хлопает за ней, оставляя звон в ушах.

Я стою, глядя на своё отражение в зеркале — бледное лицо, подведённые глаза, губы, что кажутся слишком яркими, слишком чужими на этом измождённом лице. Салфетка в руке смялась в мокрый комок. Я бросаю её в раковину, чувствуя, как дрожь пробирает всё тело, от пальцев до позвоночника.

Она права? Нет. Но её слова — как яд, что медленно сочится в кровь, отравляя всё, что я пытаюсь собрать из осколков.

Я одна. Как быть дальше? Что сделать, чтобы Артём окончательно от меня отстал и нахлебался сполна?

24. Настя

Выхожу из туалета, и холод мраморных стен обволакивает меня, как ледяной плащ, цепляется за кожу, проникает в поры, остужая яростный пожар, что бушует внутри. Но он не гаснет — он тлеет, готовый вспыхнуть снова от малейшей искры.

Зал встречает меня как чужая страна: гул голосов, звон бокалов, блеск хрустальных люстр режет глаза, словно осколки разбитого зеркала, в котором я не хочу видеть своё отражение.

Всё вокруг — фальшивое, искусственное, как маска, что я натянула на лицо и с трудом удерживаю, чтобы она