Бог жесток - Сергей Белавкин

Только удалившись от дома воспитателя на приличное расстояние, я убрал пистолет. Мне в очередной раз повезло — оружие не пригодилось. Но почему-то на память пришли слова классика про ружье, которое должно обязательно выстрелить.

Если слишком глубоко погрузиться в свои мысли, светлые или мрачные, достойные базарной торговки или философствующего шизофреника, если полностью раствориться в них и не смотреть себе под ноги на выщербленную грудь мостовой, то есть большой шанс стать жертвой мелких пакостей, уготованных улицей для невнимательных прохожих: можно вступить в серо-водородную реку, вытекшую из прорванной канализации, поскользнуться на использованном презервативе, выброшенном из окна школы, или неосторожным шарканьем ботинка спугнуть мух с посиневшего лица бродяги, лежащего поперек тротуара. Если же идти, тупо устремив свой взгляд в землю, то на каждом шагу будешь налетать на ни в чем не повинных прохожих: вежливых, смиренных, раздражительных и откровенных хамов. Бульвар кишит народом: подвыпившими работягами, чопорными служащими, разнузданными молодыми бездельниками, шлюхами, бизнесменами, пенсионерами, религиозными фанатиками, потенциальными и патологическими преступниками.

В какой-то момент я отвлекся от занимавших меня туманных мыслей, поначалу не понимая произошедшего в моих мозгах сдвига. Серое размытое пятно спешащих по своим делам горожан приняло вдруг очертание одной-единственной фигуры. Взгляд мой сфокусировался на размашистой походке, широкой кожаной спине, посеребренной сединой голове человека, уже долгое время идущего впереди меня. Неприятный холодок пробежал между лопаток: передо мной — убийца и киднеппер, преспокойно разгуливающий по центральной улице города. Время от времени он сплевывал сквозь зубы, и слюна, подхваченная ветром, кропила асфальт рядом с моей туфлей. От мужчины исходил резкий, неприятный запах — его заношенная, распираемая на плечах куртка была густо промазана гуталином. Моя рука непроизвольно опустилась на рукоятку пистолета.

Коротко стриженный остановился у коммерческого ларька, купил сигареты, а затем, лавируя между движущимся транспортом, перебежал дорогу и втиснулся в отходящий от остановки автобус. Я бросился в погоню, сопровождаемый скрежетом тормозов, пронзительными автомобильными сигналами и проклятиями водителей, понимая, что риск — дело вовсе не благородное, а в высшей степени глупое, и преследовать скоростной экспресс на своих двоих абсолютно бесполезно. И все-таки мой кретинизм был вознагражден самым неожиданным образом. Грязный уазик задел меня бампером, водитель ударил по тормозам и, высунув перекошенное лицо в окошко, хрипло завопил:

— А ну, сюда, козел, ща башку оторву!

Я дернул на себя ручку дверцы и бросился на сиденье рядом с шофером:

— Я здесь, шеф. Держитесь вон за тем драндулетом.

Водитель отвалил челюсть на грудь, поразившись подобной наглости, но был вынужден подчиниться — сзади напирал поток машин.

Мы пристроились за автобусом, в котором скрылся объект моего преследования. Шофер, не сводя напряженного взгляда с дороги, исходил ругательствами в мой адрес, на что я ответил как можно дружелюбнее:

— Лучше не открывайте рот. От вас за версту несет перегаром.

Он заткнулся, потом произнес на полтона ниже:

— Ты не мент, случаем?

— Наполовину. Но закладывать никого не собираюсь.

Теперь у него появилась возможность припарковаться у обочины и окончательно прояснить отношения, однако он продолжал вести машину, лишь буркнув виновато:

— Получка была.

Дальше мы ехали в абсолютном молчании.

Наконец автобус остановился, извергая из своего металлического брюха многочисленную человеческую плоть, среди которой оказался и мой знакомец. Я выскочил из уазика, едва похмельный шеф успел затормозить, и, уже удаляясь, слышал его хриплый окрик:

— Мы в расчете, псих! На сиденье было машинное масло.

Коротко стриженный отправил сигарету в рот, поозирался по сторонам и вдруг направился ко мне, жестами показывая, что желает прикурить, но пока не узнавая. Запаниковав, я воткнул взгляд в асфальт, влажной дрожащей рукой протянул ему зажигалку. Кажется, он рассматривал меня с высоты своего немалого роста, правда, я не мог за это поручиться. Зажигалка возвращена, меня окутывает зловонными клубами дыма, и я испытываю безумное, невообразимое желание раствориться в этом сизом тумане. Затем следует сухое «Благодарю» и звук удаляющихся шагов, но я до сих пор не вижу ничего вокруг, во всей Вселенной нас только двое.

Неужели он не узнал меня? Я продолжал механически следовать за рослым кожаным мужчиной. Все произошло внезапно, и я в очередной раз проклял свою невнимательность и нелепость. Я налетел на женщину, несущую картонку с яйцами, ахнув, она уронила ее. Моя нога скользит в прозрачно-желтой смятке, коротко стриженный кидает взгляд назад, привлеченный случившейся свалкой, и вдруг срывается с места. У меня нет времени ни на извинения, ни на возмещение материального ущерба, бросаюсь за ним, уже не думая о маскировке.

Погоня напоминала вялотекущий боевик. За все ее время кожаный опрокинул всего лишь один лоток, мне всего лишь раз досталось клюкой от нищенки, просящей милостыню у магазина. По одну сторону мельтешили однотипные громады домов, усыпанные вывесками нового времени, по другую — гудело запруженное автомобилями шоссе, до ближайшего подземного перехода — метров двести.

Преодолев это расстояние, преступник нырнул внутрь, но тут же как ошпаренный выскочил наружу. Поравнявшись со спуском в переход, я успел заметить, что оттуда поднимались двое патрульных, волоча под руки пьяного.

Добежав до перекрестка, мужчина перемахнул через дорожное заграждение и выскочил на проезжую часть. От меня его скрыл огромный грузовик, но даже за ревом дизеля я услышал исступленный нечеловеческий вопль и глухой удар. Грузовик проехал, и тут выяснилось, что спешить мне больше некуда.

Движение парализовано, на проезжей части собралась толпа зевак, я протиснулся в центр, слыша возбужденные голоса со всех сторон.

— Машина выскочила из-за поворота… «Жигули»… Не остановилась… На полной скорости…

Кто-то сказал, что запомнил номер, и назвал его. Кто-то возразил, что номер был совсем другой, и не «жигулей», а «москвича». Но для меня это не имело уже никакого значения. Машина скрылась, и то, что произошло здесь, вовсе не обычное ДТП. Только что неизвестные хладнокровно расправились с человеком, подозреваемым в убийстве и похищении.

Лицо, запрокинутое назад, напоминает огромный окровавленный синяк, кожаные руки раскинуты, словно в стремлении загрести весь мир. Но тут ледяной озноб пробегает по моему телу, свинцовая тяжесть сдавливает сердце — на его руке нет татуировки МИЛА. Получается, это не он. Не он!

Я выбрался на ватных ногах из толпы и побрел прочь не разбирая дороги. «Почему же он побежал от меня? — мучительно размышлял я. — Есть ли разумное объяснение поступку, который стоил ему жизни? Страх… Слишком много людей чего-то боятся. Слишком у многих неспокойна совесть…»