Мизери - Стивен Кинг

Он ухватился за дверную ручку и попытался захлопнуть дверь.Язычок замка, по-прежнему торчавший наподобие твердого стального пальца,стукнулся о косяк. Пол нажал на язычок большим пальцем, тот стал поддаваться…потом остановился. Уперся намертво, не позволяя двери закрыться.

Мгновение Пол тупо смотрел на замок, повторяя про себястарую поговорку военных моряков:

Неприятность, которая МОЖЕТ случиться, случается.

Прошу тебя. Боже, не надо больше, разве мало того, что онаиспортила телефон?

Он отпустил язычок, и тот, спружинив, выскочил на прежнююдлину. Пол снова нажал на него — и с тем же результатом. Он услышал непонятноешуршание и все понял. В замке осталась отломившаяся половина заколки. Она упалавнутрь так, что замок заклинило.

Он услышал, как открылась дверца «чероки». Даже слышал, какворчит, выбираясь из машины. Энни. Слышал, как шуршат свертки.

— Давай же. — прошептал он, осторожно раскачивая язычокзамка. При каждом усилии замок подавался примерно на одну шестнадцатую дюйма и останавливался.Пол слышал, как проклятый обломок заколки скрежещет внутри. — Давай же… Давай…Давай…

Он снова плакал, сам того не сознавая, и капли пота и слезытекли по его щекам; он смутно понял, что боль возобновилась, несмотря набольшую дозу новрила, и за эту свою попытку освободиться от боли он дорогозаплатит.

Она заставит тебя платить дороже, Поли, если не сумеешьзакрыть дверь.

Он слышал, как снег хрустит под ее ногами. Свертки шуршат… Авот звякнули ключи — она вынула их из сумки.

— Давай… Давай… Давай…

Он еще раз нажал на язычок; послышался хруст, иметаллический выступ вошел в дверь на четверть дюйма. Недостаточно, чтобызахлопнуть… но почти.

— Пожалуйста… Давай…

Он принялся быстрее раскачивать язычок, услыхав, какоткрывается дверь кухни. И вдруг словно вернулся тот день, когда мать засталаего курящим. Энни весело крикнула:

— Пол! Это я! Я привезла вам бумагу!

Поймала! Она поймала меня! Боже, пожалуйста, Боже, нет,пусть она не бьет меня. Боже…

Конвульсивным движением он нажал пальцем на язычок иполностью утопил его в двери; обломок заколки с треском переломился. Из кухнидонесся звук — Энни расстегивала «молнию» на парке.

Он закрыл дверь спальни. Щелчок замка

(а она слышала? не могла не могла не услышать!)

прозвучал, как выстрел стартового пистолета. Пол покатился кокну. Он еще не доехал до окна, когда в коридоре послышались ее шаги.

— Пол, я привезла вам бумагу! Вы не спите?

Нет… поздно… Она услышит…

Он нажал на рычаг управления в последний раз и подкатился кокну в ту же секунду, когда ее ключ повернулся в замке.

Не откроется… Заколка… Она заподозрит…

Но кусочек металла, должно быть, провалился глубоко, так какключ сработал нормально. Пол наполовину прикрыл глаза, безумно надеясь, чтопоставил кресло в точности на то место, где оно стояло до ее ухода, или покрайней мере достаточно близко, чтобы она не заметила перемены, надеясь, чтоона припишет его пот и дрожь во всем теле боли, не смягченной действиемлекарства, и больше всего надеясь на то, что он не наследил…

Когда дверь комнаты распахнулась, он глянул вниз и увидел,что, пока он так отчаянно-тщательно проверял, нет ли улик, самая главная уликаосталась без внимания: коробочки с новрилом по-прежнему лежали у него наколенях.

35

В каждой руке она держала по пачке бумаги.

— Вот, «Триад Модерн», как вы просили, правильно? Тут двестопы, и на кухне еще две, просто на всякий случай. Так что… — Она замолчала инахмурилась, глядя на него. — Вы прямо-таки промокли от пота… и оченьразрумянились. — Она помолчала. — Чем вы тут занимались?

Хотя в это мгновение внутренний голос опять завопил, что он,Пол, пойман и надо сдаваться, признаваться во всем и надеяться на снисхождение,он сумел встретить ее подозрительный взгляд и, в свою очередь, взглянуть на неес болезненной иронией.

— По-моему, вам известно, чем я тут занимался, — ответил он.— Я мучился.

Она достала из кармана юбки салфетку и вытерла ему лоб.Салфетка мгновенно намокла. Она улыбнулась ему все той же псевдоматеринскойулыбкой:

— Было очень плохо?

— Да. Да, очень. Можно мне теперь…

— Говорила я вам, чтобы вы не выводили меня из себя. Векживи — век учись, правда? Ну ничего, будете жить — будете учиться.

— Можно мне теперь капсулы?

— Минуту, — сказала она, не отводя взгляда от его потноголица, бледного, но покрытого красными пятнами. — Сначала я должна убедиться,что вам больше ничего не нужно. Что старая глупая Энни Уилкс ничего не забыла —она ведь не знает, что нужно мистеру Умнику, чтобы написать книгу. Я должнаубедиться, что вам не нужно, чтобы я поехала в город и купила там магнитофонили какие-нибудь особые тапочки для писания или еще что-нибудь в этом роде.Если вам что-то понадобится, я поеду. Ваши желания для меня закон. Я не станутратить время на то, чтобы давать вам лекарство. Так что скажете, мистер Умник?

— У меня все есть, — проговорил он. — Пожалуйста, Энни…

— И вы больше не будете выводить меня из себя?

— Нет. Больше никогда не выведу вас из себя.

— Если меня вывести из себя, то я уже не я. — Энни опустилаглаза и увидела, что его ладони прижаты к коленям; он старательно прикрывал имикоробочки. Она долго смотрела на его руки и наконец мягко сказала:

— Пол, почему вы так держите руки?

Он расплакался. Плакал он от сознания вины и страшнодосадовал на себя за это: выходит, вдобавок ко всему, что сделала с ним этачудовищная женщина, она еще и заставила его чувствовать себя виноватым. Онплакал от сознания вины… и просто от усталости, как плачут дети.

— Я хочу лекарство, — выговорил он, — и хочу в туалет. Ятерпел все время, пока вас не было, но, Энни, я больше не могу терпеть и нехочу опять обмочиться.

Она лучезарно улыбнулась и откинула с его лба прядь волос:

— Бедняжка. Вам изрядно досталось от Энни, правда? Дажечересчур! Злая старуха Энни! Сейчас все принесу.

36

Он не решился бы прятать лекарство под ковриком, даже еслибы у него было на это время до ее возвращения: капсулы хотя и маленькие, но всеравно их очертания будут слишком заметны. Когда он услышал, как она вошла вванную, то, превозмогая боль, схватил коробки, протянул руку за спину и засунулих сзади под трусы. Острые картонные углы врезались в ягодицы. Она вернулась. Водной руке у нее было судно, в другой — две капсулы новрила и стакан воды.Судно, старая жестяная штуковина, было похоже на какую-то нелепую тарелку.