Верни мне любовь. Журналистка - Мария Ветрова

— Та-ак, — сказала я. — А я-то как раз собиралась поинтересоваться, каков результат твоего визита к кинорежиссеру… Теперь ясно… Похоже, выбор возможных убийц у нас скоро будет не меньший, чем у твоего дружка Потехина… Заодно — и с тем же результатом… Попробуй вычисли этого гада, если гадов целый клубок?! А еще — доказательства собирать… Или мы это ментам предоставим?..

Оболенский ничего не ответил, понимая, что мой монолог носит чисто риторический характер.

Мы снова помолчали. И снова первым заговорил Оболенский:

— В общем, так. Самая подходящая для тебя легенда при встрече с Крымовой-старшей — поиск репетитора по французскому, в котором ты ни бэ ни мэ, а он тебе внезапно понадобился.

— За каким лешим? И с чего ты взял, что она согласится?

— Я не говорил, что она согласится. Я сказал, что именно эту причину ты выставишь, причем сославшись на рекомендацию Карины, которую она тебе якобы дала…

— Спятил?! — ахнула я. — А если она проверит, позвонит этой Каревой или ее Диме?..

— Вряд ли! — мотнул головой Корнет. — Вряд ли они после Катиной гибели продолжали общаться, психологическая вероятность крайне мала.

Интересно, он только сегодня помешался на психологии или это у него в принципе такой бзик?..

— В любом случае, — продолжил Оболенский, — ее согласие — это уж крайнее везение… Важно выяснить, где она, как сейчас живет, чем вообще занималась после гибели дочери… Не исключено, что и вовсе сразу же вернулась в Симферополь, поближе к Катиной могиле…

— Ну ладно. — Я глянула на большие напольные часы с золотистым, а может, и на самом деле золотым маятником, стоявшие напротив меня, и поднялась: — Пойду-ка я домой, поскольку мы все на данный момент решили… И все-таки ты мне не ответил, что мы станем делать, если наши усилия увенчаются успехом. Ну или почти успехом, но я не представляю, как собирать доказательства, ежели что…

— Ты сама и ответила на свой вопрос, — тоже поднялся Корнет, одновременно вальяжно потягиваясь и подавляя зевок. — В таком случае на означенном этапе журналист и вступает в завязку с ментами… Потому что, как ты справедливо заметила, собирать доказательства чьей-либо вины — это уж точно их дело, а никак не наше… У них и люди, и руки, и лаборатории, и спецморги, и…

— А у нас?

— Мозги, Мариночка! — сказал Оболенский внушительно. — И возможности, которыми следаки не обладают по определению: внутренние, я имею в виду… Но главное все-таки — мозги!..

О том, что Корнет весьма высокого мнения о своей действительно неглупой голове, так же как и о том, что от скромности он явно не умрет, я и так знала. Поэтому сочла за благо ему об этом не говорить. Тем более что его мнение относительно мозгов касалось в данном случае — хотелось в это верить — и меня тоже!

Утром следующего дня я впервые в жизни узнала, что такое кофе в постель. Лилия Серафимовна осуществила этот процесс с таким видом и такой ловкостью, словно все тридцать с лишним лет своей трудовой биографии проработала вовсе не хирургом, а горничной в пятизвездочном отеле какого-нибудь Рио-де-Жанейро. Едва не захлебнувшись от неожиданности, смущения и благодарности, я тем не менее и не подумала сопротивляться. Вернувшись от Корнета во втором часу ночи, я по меньшей мере часов до четырех утра проворочалась на раскалившейся от моих перемещений постели, мысленно продумывая детали своей «легенды», с которой намеревалась отправиться на романо-германское отделение в поисках Катиной мамы.

И, что неудивительно, напрочь забыла не только о существовании Потехина, но и о том, что этот человек силой власти, которой облечен, в состоянии испортить и не столь далеко идущие планы, как наши с Корнетом.

Его звонок, прозвучавший, едва я переступила порог своего кабинета, именно этим в итоге и обернулся.

— Марина Петровна? — Голос следователя звучал настолько доброжелательно, что сердце у меня немедленно екнуло и ухнуло вниз. Что еще обнаружил этот лис?.. — Доброе вам утро!

— Доброе… — согласилась я сквозь зубы.

— Вы уж меня извините, — продолжил он льстиво, — но у нас к вам большая просьба — как к подруге погибшей… Не могли бы вы вместе с нами съездить… ну, скажем, через полчаса… на квартиру покойной? Дело, к сожалению, срочное…

Я посмотрела на часы и вздохнула.

— Если дело действительно срочное, похоже, мое «могу — не могу» тут роли на самом деле не играет? — съязвила я. — По телефону вы ведь больше ничего не скажете, верно?

— Нет, неверно, — сухо произнес Потехин. — Если вас интересует, сегодня ночью кто-то сорвал с двери Людмилы Евстафьевны наши печати, взломал замки и побывал в квартире… Необходимо выяснить, что именно пропало — если и впрямь пропало что-то ценное. Вы же бывали у своей подруги часто, верно? Следовательно, в состоянии нам помочь.

Я онемела. Воспользовавшись этим, Потехин положил трубку.

К счастью, Григ оказался на месте, — видимо, готовился к летучке, до которой оставалось как раз полчаса. Он — я помнила это хорошо — часто уезжал в контору чуть ли не на рассвете именно с этой целью. Потому что рабочий день у нас начинался в одиннадцать утра. К этому моменту главный считал своим долгом не только внимательно прочесть свежий номер, но и окончательно спланировать следующий. Таким образом, заведующим отделами и членам редколлегии оставалось только одно: обсудить предложения своего редактора и определить (вновь согласуясь с его мнением) лучший материал вышедшего накануне номера для «Доски лучших», на которую упомянутые материалы вывешивались в качестве образца для менее везучих авторов.

Учитывая сказанное, ничего удивительного в том, что у Григория уже в половине одиннадцатого вид был задумчивый и слегка отрешенный, не было. Улыбка, которой он меня встретил, показалась мне натянутой.

— Привет, Мариша. — Григ отодвинул свежий выпуск и вопросительно поднял правую бровь. Это у моего бывшего мужа означало легкое недоумение. В данном случае по поводу того, что я посмела нарушить уединение главного перед летучкой, считавшееся неприкосновенным… — Что-нибудь случилось? — Он все-таки решил поинтересоваться, почему я это сделала (несмотря на попытки секретарши мне воспрепятствовать), прежде чем окончательно разозлиться.

— Случилось! Ночью в Милкиной квартире взломали замки и печати и, кажется, все там разграбили… Потехин едет сюда — за мной, так что на летучке я присутствовать не смогу… Вот возьми!

Я положила на стол перед Григом, онемевшим в точности как я сама несколько минут назад, кассету:

— Здесь мое несостоявшееся интервью с Каревой… Если можно, отдай ее после прослушивания Оболенскому. Я не знаю теперь, когда вернусь в контору.

— Оболенскому?.. — ошарашенно пробормотал вернувший себе наконец дар речи Гришаня. — При чем тут Кор… Как это — ограбили?!..

— Спроси лучше у Потехина, он обещал быть у нас через полчаса. А Корнет…