Однажды в Америке - Гарри Грей

Я выдержал паузу и сказал:

— Да, Профессор многому нас научил. А как насчет того, чтобы пожрать? Или никто не голоден?

Макс сказал:

— Отличная идея. Я совсем забыл про еду.

Он послал Косого к Кацу. В дверях Косой повернулся и спросил:

— А что заказывать?

Патси подал голос:

— Мне четыре горячих пастрами.

Макси улыбнулся.

— Я не очень голоден; возьми мне два горячих пастрами и еще пару сандвичей с солониной.

Косой сказал:

— Себе я возьму полдюжины хот-догов. А как ты, Лапша?

Я ответил, уже чувствуя во рту слюну:

— Два с вареным языком и два с горячей солониной.

В ожидании, пока Косой принесет жратву, мы курили и тянули из бокалов, погрузившись в удовлетворенное молчание. Мои мысли снова вернулись к жене наводчика. Может быть, следовало назначить ей встречу? Нет, такая стерва доконает любого мужика, даже меня. С ней лучше не связываться. Я рассмеялся про себя. Три-четыре разных и нормальных женщины в неделю мне вполне достаточно. И все-таки я чувствовал себя возбужденным. Я вытянулся в кресле, очень довольный самим собой и всем, что меня окружало. Я погрузился в полудрему. Я попытался выкинуть из головы жену Джона и вместо этого посмаковать удовольствие от выгодного дела с бриллиантами. Но у меня ничего не вышло. Мои мысли все время вертелись вокруг ее страстного взгляда и непристойных обещаний. Наконец я не удержался и залился тихим смехом.

Мои товарищи уставились на меня с удивлением.

Макси сказал:

— Как, опять? Кажется, у нашего Лапши съехала крыша.

Я был рад, что в этот момент вернулся Косой, нагруженный сандвичами от Каца. Я чувствовал, что на меня вот-вот накатит приступ смеха. Мы расхватали еду с такой же жадностью и счастливым возбуждением, как в ту пору, когда были детьми. Разница лишь в том, что теперь у нас хватало зелени, чтобы скупить все мясные сандвичи в округе, которые нам заблагорассудилось бы съесть. И это было приятное чувство.

Чтобы запить все сандвичи, нам пришлось здорово погонять Толстяка Мо с кружками холодного пива. Проглотив шесть хот-догов, Косой вынул из кармана гармонику, отодвинул к стене кресло и, как обычно, с силой постучав по инструменту, медленно и мягко заиграл «Прощай, девочка из Кони-Айленда».

Макси торопливо дожевал последний кусок, отхлебнул глоток пива и присоединился к Косому на втором куплете. Его несильный баритон прекрасно подходил к игре Хайми. Все, что делал Косой, он делал хорошо. В гармонике Хайми тоже был виртуоз. Для нас его музыка звучала симфоническим оркестром. Косой и Макс перешли на «Арабского шейха» и потом на «Дарданеллу». Они пели еще некоторое время, потом Макс замолчал. Косой же продолжал играть на гармонике старые баллады, одну за другой, наполняя нас ностальгией по давним временам, когда мы были еще детьми без гроша в кармане и вместе бродили под эту музыку в парке на Джексон-стрит.

Мы сидели, удобно прислонившись креслами к стене. Наши сигары приятно пахли. У пива был прекрасный вкус. Нас наполняло чувство сытости. Наш мир был безопасен и удобен. На лице Макса я видел то же выражение глубокого довольства и умиротворения, какое до этого наблюдал только раз в жизни, — на лице юной пылкой вдовушки, старый муж которой долго болел перед смертью, после того как я в первый раз удовлетворил ее в постели.

В задней комнате Толстяка Мо царила атмосфера несокрушимого мира и спокойствия. Один за другим мы начали дремать. Единственным звуком в комнате было похрапывание Косого. Затем грубо и резко, как топор дровосека, тишину разрубил телефонный звонок — и мы мгновенно вернулись в трезвый и холодный мир своих насущных дел.

Макс снял трубку и заговорил:

— Да… да… да…

Минуты две он просто слушал, потом опять начал повторять свои «да». После последнего «да» Макс повесил трубку.

Мы смотрели на него выжидательно. Макс не торопился; он закурил сигару, выпустил густой клуб дыма, бросил спичку на пол и небрежно сказал:

— Этот чертов пацан, Винсент Колл из шайки Голландца в Бронксе, которого называют Безумным Миком, слетел с катушек.

Я иронически произнес:

— Вот важная новость! Да кто он такой?

Макси сказал:

— Это еще не все. Из офиса мне сообщили, что он увел с собой тридцать человек из банды Голландца. — Он пыхнул сигарой и продолжал: — Теперь этот парень говорит, что сотрет с лица земли Голландца и любого из Синдиката, кто попробует встать у него на пути. Голландец предлагает пятьдесят штук за то, чтобы вырубить парня.

Я присвистнул.

Патси сказал:

— Господи Иисусе.

Косой возбужденно вскочил с места:

— Подать «кадди», Макс? Мы займемся этим делом?

Макс покачал головой:

— Нет. За этот куш будут драться все банды в городе. У нашего тупоголового парня столько же шансов разрушить Синдикат, сколько у коровы — остановить товарный поезд с сорока вагонами. — Он усмехнулся. — И это еще не все.

Патси спросил:

— А что еще? Чему ты улыбаешься, Макс?

— У парня есть чувство юмора. Он похитил Большого Француза, угнал его машину и вернул ее вместе с запиской, требуя выплатить восемьдесят штук. — Макс засмеялся и продолжил: — Он пообещал, что, если завтра ему не выплатят деньги, он пришлет им член Француза в виде начинки для хот-дога.

Я спросил:

— С горчицей или без?

Макс пропустил эту шутку мимо ушей. Он продолжил:

— В офисе сказали, чтобы мы были наготове. Думаю, мы должны оставаться здесь, пока не последуют новые инструкции.

Мо принес нам бокалы с двойным виски. Мы стали играть в «греческого дурака» двумя колодами карт. Через пару часов у Косого был выигрыш в пятьсот долларов.

На меня стала накатывать усталость. Смешав карты, я сказал:

— Все, я сдох. Пойду лучше вздремну.

— Хорошая идея. Нам всем надо лечь пораньше и хорошенько выспаться, — одобрительно кивнул Макс.

— Лапша так заторопился, потому что хочет подцепить себе блондинку, — съязвил Косой.

— Нет, только не сегодня, — успокоил я его и направился к двери.

— Эй, Лапша! — крикнул мне вслед Косой.

— Да?

— Не хочу лезть в твои личные дела, тем более если речь идет о сексе, но все-таки… это правда, что о тебе говорят?

Я посмотрел на Косого, не зная, должен я чувствовать себя оскорбленным или нет. Но больше всего мне хотелось узнать, что это такое обо мне говорят. Я вернулся к столу и сел.

— Ладно, Косой, — сказал я, небрежно закурив сигару, — ты влез в мои личные дела, но мне интересно: что ты хочешь знать о моей сексуальной жизни?