Топографический кретин - Ян Ледер

седьмому классу он стал-таки Фрэном — сам напросился дежурить по классу, когда узнал, что в уборщики к Первому мая записали Ирку и её подруг Свету Каган, Соню Нервик, Олю Мулаткину и Виту Баранович. Все они очень тепло относились к Фрэну, отказывались величать его по-иноземному и звали по-прежнему Яшей или даже Яшечкой.

Он тоже их всех любил, так что не тяготился ролью связующего между этой стайкой прилежных учениц и кодлой разгильдяев в лице Медведя, Шуцыка, Фимы Васа, Жеки Мело, Кереша, Лёньки Гельмана и белобрысого Гоши Рыбина, который к превратился на некоторое время в Моби Дика, но вскоре в целях удобопроизношения был переименован в просто Кита.

Две эти мало в чём схожие группы почему-то быстро сошлись и чуть ли не с первых классов вместе встречали новые годы и дни рождения, восьмые марта и двадцать третьи февраля, но однажды — недавно, на ноябрьские — девчонки наткнулись на стратегический предпраздничный запас бормотухи и прямо на глазах у ошеломлённых пацанов вылили в раковину обе бутылки. После этого отмечать стали раздельно, и только Фрэн, к которому изредка примыкал неразлучный Кит, по-прежнему сновал туда-сюда, примеривая на себя термин «челночная дипломатия», который только-только начинали смаковать в телевизоре ведущие его любимой передачи «Международная панорама».

На этот раз Кит с ним не пошёл: дружба дружбой, но добровольная чистка авгиевых конюшен, да ещё во время заработанных непосильным трудом каникул, с его пониманием жизни расходилась принципиально. Фрэн не обиделся, прикинув, что так оно даже лучше, потому что в связи с самоотводом друга должность бригадира в женском коллективе автоматически достаётся ему.

— Света и Вита, вы моете доску и парты, — распорядился он. — Оля и Соня, на вас окна. Потом я буду двигать столы, а вы всей оравой займётесь полом.

— А чего это ты, Яшенька, раскомандовался? — Света Каган встала прямо перед ним, воткнув кулаки в свои крутые бёдра. — Вообще-то в классе староста я.

— Ты староста, тебе почёт, — Фрэн, честно говоря, к бунту готов не был и говорил первое, что в голову приходило. — А молодым везде у нас дорога.

— Ну и? — Света смотрела на него в упор и делала вид, что сердится, но Фрэн видел, что на самом деле она прикалывается и ждёт, какую ещё околесицу он понесёт.

— Ну и… вот.

— Никакой не ну и вот, я на два месяца тебя младше, так что мне не только почёт, но и дорога! — припечатала Света.

Девчонки улыбались, выстроившись полукругом. Надо срочно восстанавливать авторитет, понял Фрэн, иначе всё пойдёт прахом и ничего не выйдет. Взгромоздился на кафедру, увидел на ней очки, забытые неизлечимо рассеянным Иваном Анатольевичем, напялил на нос. Окружающее слегка расплылось.

— Я бы попросил, Светлана Ефимовна, — проговорил учительским тоном, — не вносить сумятицу и разночтения. Задача перед нами стоит объёмная и многоуровневая, решить её под силу лишь тому, кто обладает… э… навыком… — и тут, наконец, его осенило. — Навыком стратегического планирования! Вам такой по плечу?

Света посмотрела на одно своё плечо, потом на другое. Судя по выражению лица, она с трудом сдерживала смех.

— Вот и мне так кажется, — продолжил Фрэн. При этом он слегка гнусавил, сам не зная, почему: даже на подражание Вантоличу это не слишком тянуло, физик синуситом обычно не страдал. — А я, да будет вам известно, с самого детства, уже добрый десяток лет штудирую книги будущих командиров и будущих капитанов, так что некоторые представления о расстановке сил и распределении ресурсов здесь имеются, — он сформировал губами большую букву «О», сжал пальцы в нечто, напоминающее копыто завуча Коня, и постучал костяшками по собственной макушке. Приём был хорошо отработан, и результат не разочаровал: звук получился таким, будто лёгким молоточком били по пустой деревянной шкатулке.

Девчонки, включая Свету, покатились со смеху.

— Ну хорошо, товарищ будущий командир и будущий капитан, на такой аргумент мне возразить нечего, — она подняла руки.

— Вот и прекрасно, — он вернул физиономии нормальный вид: не надо шутку затягивать, а то так и останешься макакой. — Тогда за работу?

Выждал паузу — возражений больше не последовало — и горько вздохнул:

— А я пока, так и быть, взвалю на себя невыполнимое, попробую навести порядок в лаборатории.

Снял очки, сошёл с кафедры, открыл боковую дверь, шагнул через порожек. Остановился. Оглянулся — и уже совсем нормальным своим голосом добавил:

— А если кто остался без персонального задания, от лишней пары рук не откажусь. Комсомольский энтузиазм приветствуется и местами даже поощряется. Места и формат поощрений зависят от обстоятельств.

Помощь, разумеется, объявляться не спешила: приличия требуют выдержки, а то девчонки и так уже переглядываются между собой с видом старых сплетниц. Фрэн тоже к работе пока не приступал, раздумывал, стоит ли вообще. Переложишь вот эту хрень с одного места на другое, а Вантолич потом замается искать какой-нибудь тиристор. Известно ведь: у творческих людей беспорядок только кажется бардаком, на самом деле они нюхом чуют, что где лежит.

А в том, что физик человек творческий, у Фрэна сомнений не было уже полгода, с тех пор как он показал Ивану Анатоличу новое стихотворение: хотелось услышать мнение кого-то из взрослых, но не родителям же декламировать?

Классрук пробежал тогда рифмы глазами, посмотрел зачем-то на листочек с другой стороны, потом снова придвинул его к близорукому лицу, перечитал.

— Интересно, — говорит, — свежо, по-моему. Хотя, знаешь, я ведь не специалист…

— Да я понимаю…

— Впрочем, если честно, я и сам тут кое-что сочиняю, — неожиданно продолжил физик. — Правда, должен признать, что, в отличие от тебя, к гармонии мира ещё и близко не подобрался.

— Стихи? — вот уж Фрэн не ожидал!

— Ну нет, не совсем. Хотя в определённом роде тоже поэзия. Лирика физики, если хочешь… Вот, посмотри, — он достал из своего стола общую тетрадь в твёрдой фиолетовой обложке и протянул её Фрэну.

Если это были стихи, то — инопланетные. Половина тетради, а то и больше, оказалась изрисована схемами и исписана формулами.

— Что это, Иван Анатолич? Изобретение?

— Это… Понимаешь, Яков, это… Ты только не подумай, что я сошёл с ума, — он стащил очки с лица, сделавшись совсем уж Кроликом, потёр их о свой лацкан и вернул на переносицу. Выдохнул и выдал: — Это, Яков, вечный двигатель.

— Как вечный двигатель? Вы же сами говорили, что он невозможен!

— Да-да, заявки на патент не принимаются и всё такое… Но, понимаешь, старик, наука всё-таки умеет много гитик. Очень много. Суть вечного двигателя не в том, чтобы он работал вечно, это просто некорректное определение, срок службы совершенно ни при