Сверхъестественное. Обряд посвящения - Джон Пассарелла

«Пока, – мрачно подумал Дин. – Надолго ли?»

Спустя десять минут они стояли в салоне красоты, расположенном в торговом комплексе. Под надписью «Салон Колетт» – размашистыми золотыми прописными буквами на толстом витринном стекле – значилось: «Можно без предварительной записи!»

Внутри помещение было практичным, в виде длинного прямоугольника. Одну сторону занимали оборудованные зеркалами открытые парикмахерские кресла с фенами и раковинами позади. Основной зал и ресепшен разделял высокий стеллаж из стекла и хромированного металла, заполненный всяческими средствами для ухода за волосами, но от дверей можно было разглядеть с полдесятка клиенток и стилистов. Единственными украшениями служили папоротники в подвесных вазонах и гламурные портреты моделей с разнообразными стрижками. Крашеная блондинка удивленно подняла глаза, когда Дин и Сэм подошли к стойке:

– Вы, эм, по записи?

– А на знаке сказано, что можно без записи, – сказал Дин.

– Мы пришли не за стрижкой, – пояснил Сэм.

– Ну да, – с видимым облегчением отозвалась она. – К нам нечасто парни заглядывают.

Сэм отрекомендовался представителями страховой компании.

– У нас есть пара вопросов к… – Сэм сверился со списком Бобби. – Дженис и Фелиции.

– Дженис Каммингс? – Она вскинула брови. – Это я.

– Замечательно, – сказал Сэм. – А Фелиция?

Дженис вытянула шею:

– Она заканчивает с клиентом, – и позвала, повысив голос: – Фелиция, подойди, когда появится свободная минутка.

Она снова сосредоточилась на Винчестерах:

– Чем могу помочь?

– Мы насчет автобусной аварии, – пояснил Дин.

– Господи, – проговорила Дженис. – Это было ужасно. Я жутко перепугалась. – Она нахмурилась и смущенно понизила голос: – Я думала, мы погибнем. Когда мы въехали в то помещение… фитнес-центр… не знаю, мне казалось, потолок обвалится или автобус взорвется.

– Что насчет этого парня? – Сэм показал ей зернистый снимок мужчины в котелке. – Он был в автобусе?

Дженис взяла фотографию, внимательно ее изучила и, наконец, возвращая ее Сэму, покачала головой: – Лицо тут не разглядишь, но одежду я бы запомнила. Простите.

К ним с ножницами в руках подошла высокая брюнетка с осветленными кончиками волос, одетая в белую блузку и короткую черную юбку с повязанным сверху черным рабочим фартуком.

– Что такое, Джен… – Она заметила облаченных в костюмы Сэма и Дина, улыбнулась и вызывающе спросила: – Подстричь вас, мальчики? Уверена, я смогу найти для вас время.

– Они насчет автобусной аварии, – объяснила Дженис.

– О, – улыбку как стерли. – Это был кошмар.

– Фелиция Акоп? – уточнил Сэм.

– Единственная и неповторимая. Вы копы? Потому что мы уже…

– Сотрудники страховой компании, – перебил Дин. – Джон и Том Смиты. Не родственники.

– Мы как раз спрашивали Дженис, не видела ли она этого человека в автобусе, – Сэм показал ей снимок.

«Пустая трата времени, – подумал Дин. – Они же ехали вместе».

Фелиция кивнула:

– Ах да, этого парня я помню.

– Да? – удивилась Дженис.

– Он зашел перед твоей остановкой. Здоровенный мужик, под его весом аж автобус скрипнул. Он сутулился. Сразу прошел на заднюю площадку. Должно быть, вышел перед тем, как все произошло.

– Он не проходил мимо вас на обратном пути? – уточнил Дин.

– Скорее всего, воспользовался задней дверью, – сказала Фелиция. – Она была ближе к его сиденью.

– Он… общался с водителем? – спросил Сэм.

– Помимо того, что оплатил проезд? Нет.

– Не задевал никого, не толкался?

– Не-а. Насколько я помню, ни слова никому не сказал.

– Вы можете описать его лицо? – спросил Дин. – В нем было что-нибудь необычное?

Фелиция вытянула губы трубочкой, разглядывая зернистое фото:

– Я не смотрела ему в глаза. Было в нем что-то такое, отчего мурашки по коже побежали, если вы меня понимаете.

Сэм кивнул. Дин тоже молчал, надеясь, что что-нибудь всплывет на поверхность. Мужик прошел мимо ее сиденья на расстоянии вытянутой руки.

– Шляпа… котелок, темный костюм и трость. Вот, вроде, и все, что я запомнила. – Она зажмурилась, будто припоминая, потом нахмурила брови. – Его лоб, даже учитывая шляпу…

– Что со лбом? – спросил Сэм.

– Морщины. – Она задумалась. – Очень глубокие, как… борозды. Я еще, помню, подумала, что его можно в рекламе ботокса снимать, на фотографию «ДО». Вот и все. Я быстро глянула, а потом отвернулась. Я из-за него начала нервничать, но не знаю почему. Может быть, меня напугали его габариты. Пригодится то, что я сказала?

– Может быть, – отозвался Сэм.

Дин не понимал, как сказанное может быть полезным, если не считать небольших деталей, добавленных к описанию, но промолчал.

– Вы думаете, он виноват в аварии? – спросила Дженис.

– Мы рассматриваем все возможности. – Сэм повернулся к Фелиции. – Спасибо.

– Всегда готова помочь. – С широкой улыбкой она достала из фартука визитку и сунула Сэму в нагрудный карман. – Если решите еще что-нибудь спросить, вообще что угодно, звоните мне.

Сэм кашлянул:

– Хорошо. Спасибо.

* * *

Вернувшегося из школы Райана встретил пустой дом. Отец вернется со стройки только через пару часов, а потом через час-другой отправится на вторую работу – уборщиком в офисе. Райан скинул до отказа набитый рюкзак на обеденный стол и вытащил учебники и тетради. Без особого желания что-то делать он просмотрел домашнее задание и заметил краешек контрольной работы по матанализу, которую ему сегодня вернули с большим жирным «слабо», выглядящим так, будто мистер ДеГрафф выписывал его с особым удовольствием. Под проклятой оценкой учитель добавил: «Старайся усерднее!» Вытянув лист, Райан смял его в плотный комок и запустил в сторону кухонного мусорного ведра – и промазал. Ну естественно.

Виски ныли. Подкрадывался очередной приступ головной боли от перенапряжения. Надо напоминать себе не сжимать челюсти так сильно, а то зубы раскрошатся. «Успокойся», – велел себе Райан, однако стресс всегда поддавался контролю с трудом.

Как бы он ни старался понять, ничего не выходило: учебник по матанализу и практические упражнения могли бы с таким же успехом быть написаны иероглифами. Райан всегда получал хорошие оценки по математике – геометрии, алгебре, тригонометрии, – а кое-где в семестре проскальзывали и отличные. А теперь он отчаянно пытался понять хоть что-то.

Райан читал, что у мозга существует предел обучения. В один прекрасный момент он просто отказывается усваивать информацию, чтобы ты ни делал. От матанализа у Райана болела голова. И чем больше он старался разобраться в предмете, тем сильнее становились боли. Может, у него аллергия на матанализ? Или он просто оправдывает потерю интереса к математике? Он не хочет ее учить, поэтому она сделалась такой тяжелой. Можно переключиться на что-нибудь поинтереснее. У людей бывают психосоматические болезни, воображаемые болезни, которые кажутся им настоящими. Возможно, он сам себе вредит?