Помолвка с чужой судьбой - Екатерина Островская

– Это все? – спросила Бережная.

– Еще назвал меня оборотнем в белом халате и потребовал, чтобы я подготовил преступника к транспортировке в тюремную больницу. На что я ответил, что если на то будет решение суда, определившее меру пресечения, тогда выполню его просьбу, если состояние больного позволит.

– А как Ракитин? – поинтересовалась Вера. – Когда я смогу с ним встретиться?

– Надеюсь, скоро, но я не могу ничего гарантировать.

– Простите, но у меня складывается впечатление, что вы не заинтересованы в его скорейшем выздоровлении.

– Мы делаем все возможное… Кстати, от вас звонили и просили взять на этот период паренька вроде как санитаром. Я выполнил вашу просьбу. Хотя теперь у нас в этом отделении полная укомплектованность санитарами. Буквально только что взяли на работу очень исполнительную девушку. А зачем нам еще ваш парень?

– Спасибо, что выполнили мою просьбу. Я уже видела Петю.

– Так его уже все видели, девчонки из других отделений специально бегают смотреть, как он пустую каталку по этажу туда-сюда гоняет. У вас что, других нет? Где вы видели двухметровых накачанных молодых санитаров с голливудской улыбкой? Простите, но у нас есть и своя охрана, да еще полицейский пост, а теперь и люди Рубцова. Вы уж как-нибудь договоритесь с ними о взаимодействии – у нас как-никак больница, и пациенты законно интересуются, когда перестрелка начнется. Для кого-то это, может, и представляет интерес, но уж точно не для меня. Кстати, Рубцов сейчас в палате возле ординаторской – они там организовали комнату отдыха для своего подсменного состава. Как вы думаете, мне это надо?

А Вера и без того планировала встретиться с Рубцовым и поделиться информацией, ведь даже главный врач все понял правильно: нужно взаимодействовать. В палате возле ординаторской она застала бывшего майора беседующим с адвокатом Перумовым. Кроме них, никого в помещении и не было. Оба обрадовались ее визиту.

– Вы слышали? – обратился к ней адвокат. – Слышали, что теперь Горохов будет руководить следствием, и будто бы он хочет вывезти отсюда Николая Николаевича, а это уже ни в какие ворота! Ведь сейчас мерой пресечения Ракитину объявлена подписка о невыезде, постановление о которой он по известным причинам подписать не смог. А следовательно, мы на вполне законном основании имеем право увезти его отсюда в надежное место. Понятно, что это может рассматриваться как попытка скрыться от следствия. Но если мы, например, по медицинским показаниям вывезем его за границу для дальнейшего лечения, скажем, в Швейцарию или в Израиль, откуда его не выдадут?

– Лучше уж сразу в Гондурас, – посоветовала Вера, – оттуда не выдают, это точно. Тегусигальпа, говорят, хороший городок с пальмами. Только что тогда станет с предприятием Ракитина? Совет директоров, насколько мне известно, уже вывел Николая Николаевича из своего состава по недоверию. А когда его не будет в стране, произойдет реальный и почти законный рейдерский захват. За время лечения за границей суд вынесет заочное решение об аресте Ракитина, а потом еще и заочно осудит. Нужно ли ему такое бегство?

– Почему вдруг сразу осудит? – спокойно спросил Рубцов. – Насколько мне известно, главного свидетеля обвинения нет, да и был ли он вообще, ведь этот Мешков жил по чужому паспорту. Сейчас наша служба безопасности пытается определить его связи.

– Значит, еще не определили. По этой теме у меня есть еще вопрос: имеется ли в ближайшем окружении Плахотникова молодая женщина – тридцати лет, блондинка? Зовут Ирина Хриплова.

– Не знаю. Такой информации у меня нет.

– А у покойного Рогожкина была такая?

– При чем тут Юрий Данилович? – не понял Рубцов, но ответил: – У того была, кажется. У него как раз с этого и началось. Жена Рогожкина обвинила его в измене, то есть в связи с какой-то блондинкой. Не обвинила, разумеется. Попробовал бы кто-то Рогоже предъяву сделать! Жена Рогожкина поплакалась об этом Ларисе Суркис, та поделилась чужим горем с Жанной Гасиловой, а та уже разнесла новость по секрету всему свету. В результате по совету Жанны жена Рогожкина, а именно Голикова, она носила свою девичью фамилию, за что ее называли не Голиковой, а Шопоголиковой… Так вот, жена Рогожкина по совету Гасиловой завела себе любовника, которого, как решило следствие, подбила на убийство мужа.

– Кто вел расследование?

– Начинал Евдокимов, который тут же на этаже лежит, но потом у него дело перехватил Горохов. Вы интересуетесь блондинкой, потому что блондинка была в «Бентли» в ту ночь?

– Предполагаю. Кроме того, есть подозрение, что она как-то связана с Плахотниковым.

– Выясним. Но если бы у Плахи была какая постоянная связь на стороне, у меня имелась бы информация. А разовых девиц мы не отслеживаем.

– И еще вопрос: фамилия Сидоркин вам ни о чем не говорит?

– Слышал такую фамилию, – кивнул Рубцов. – В девяностых, когда я только начинал, судили одного придурка, выдававшего себя за авторитета. Так он перед началом судебного заседания решил сделать официальное заявление. Поднялся и сказал, что его дело должно рассматриваться в особом порядке, и отношение к нему суда тоже должно быть особое, потому что его семья столетьями является объектом преследования, клеветы и несправедливости. Дело в том, что его предок в начале семнадцатого века жил в городе Копорье и был там в большом авторитете. В таком авторитете, что его кандидатуру выставили на голосование, когда выбирали царя всея Руси. Его поддерживали новгородцы и псковичи, которые сообща заявили, что если не изберут Сидорку царем, то Псков и Новгород выйдут из состава России и образуют свою республику. Для придания кандидату веса псковичи избрали его своим посадником, но, по утверждению обвиняемого, московские агенты пустили ложный слух, будто новый посадник торгует должностями, вымогает взятки у купцов, заморских гостей и посадских… Псковичи прогнали его, а если бы не эта наглая клевета, то была бы у нас в России династия не Романовых, а Сидоркиных. Все поржали тогда, но потом судья, очевидно, решила проверить эту информацию и выяснила, что подсудимый, судя по всему, не лжет. Был такой персонаж в истории, и называли его Копорский Вор. Он даже одно время пытался выдавать себя за убиенного царевича Дмитрия… Лжедмитрий Третий. Первый – Гришка Отрепьев, второй – Тушинский Вор.

– У вас тоже интерес к истории, как я вижу, – остановила рассказчика Бережная. – Ракитин привил эту любовь?

– Неважно, кто, – отмахнулся Рубцов. – Вы спросили – я ответил.

– Что стало с нашим Сидоркиным?

– Получил срок, но не такой большой, какой светил по закону. Очевидно, судья тоже любила историю… Но это была уже не первая его ходка. На зоне он был коронован. Потом освободился, но пробыл в России недолго, уехал на постоянное проживание за рубеж.

– По моим данным, он сейчас сидит, – сказала Бережная. – Не помню номер исправительного заведения, но где-то в Мордовии.

– Значит, мы о разных Сидоркиных говорим.

– А есть и другой?