Помолвка с чужой судьбой - Екатерина Островская

– Все правильно сделали. А от меня что нужно?

– Надо бы вечерком встретиться и обсудить все. Мне уже позвонили мои ребята и рассказали про то, что произошло в больнице. Спасибо за вашего Петю – паренек хорошо сработал, очень помог нам.

А Петр уже вернулся в офис и все с подробностями сам рассказал. Но куда увезли после всего случившегося Николая Николаевича, он не знал. Звонить Веронике Бережная не стала – наверняка номер жены Ракитина уже на прослушке. И тогда Вера набрала номер Перумова, который он ей оставил на всякий пожарный, уверяя, что он оформлен на постороннее лицо и сам он разговаривает по нему только в самом крайнем случае. За свой аппарат она не волновалась – он был защищен от посторонних проникновений.

– Говорить можете? – спросила она.

– Могу и очень хочу. То, что произошло сегодня, ни в какие ворота не лезет. Вы в курсе, что решение суда было принято без присутствия представителя Ракитина, то есть без моего присутствия? В протоколе указали, что мне была послана телеграмма с уведомлением о заседании. Но я ее не получал и расписаться в получении никак не мог. И потом еще инцидент в больнице. То, что там произошло, вообще ни в какие ворота! То есть я это уже говорил. Такого беспредела отродясь не было! Вы знаете, что в больнице пострадали люди, которые уже составили свои заявления, даже ко мне обратились за помощью для представления их интересов в суде, но я отказался. Рекомендовал очень опытного юриста из своей конторы. Пресса уже подключилась.

– Я все это знаю. Скажите лучше, как там ваша доверительница?

– Понятия не имею, где она. Известно только, что Ракитин пришел в себя, его увезли, но куда, мне неведомо. А что теперь будет завтра, одному богу известно. У вас есть какие-нибудь предположения по этому поводу?

– Только предположения. Из Москвы прибудет большая группа сотрудников следственного комитета, ведь теперь убийств несколько, а местное руководство показало свою несостоятельность. Предполагаю, что они начнут с больницы и с долгой беседы со следователем Евдокимовым. Ваня – человек неглупый, сможет все рассказать как надо: как он вел следствие, как на него давило начальство, требуя скорейших результатов. Приказ о его отстранении никуда не делся, он зарегистрирован. Есть письмо совета директоров о поощрении сотрудников… А теперь все эти директора убиты. Я такого дела не помню, чтобы вот так вот, с таким размахом. И с такой глупостью…

– Да уж, – согласился Перумов. – Только как мне действовать?

– А теперь нет никаких улик и свидетельств: Ракитин был объектом того самого заговора, жертвами которого стал весь состав совета директоров. Надо найти исполнителей и организатора всех этих преступлений, и тогда все закончится. Я уже работаю в этом направлении, Рубцов тоже старается. Надеюсь, что и Ваня Евдокимов подключится, поможет. Я его видела: рука пострадала, а все остальное работает, главное, голова работает.

– Согласится ли он? Ведь теперь, после сегодняшних событий, за ходом расследования будет следить вся страна в ожидании новой развлекухи. А если не найдут убийц, для Евдокимова это конец карьеры, не говоря уж о том, что именно он станет всенародным посмешищем – из «Крепкого орешка», как его называет сейчас пресса, превратится в главного клоуна страны.

– Клоунов и без Вани Евдокимова хватает, – возразила Вера. – Но не будем гадать, что будет. Самое бесполезное дело – заниматься предсказаниями…

Трубка ответила молчанием, а потом голосом Перумова продолжила:

– Я как раз об этом думаю весь день. Дело в том, что я был, можно сказать, свидетелем сеанса нашего общего знакомого… В свете произошедшего ночью я в некоторой панике. Мы с вами, то есть вы, как специалист в своем деле, а я – в своем, оперируем только фактами: нет фактов – нет дела. Но сейчас я просто раздавлен. Знаете историю о том, как апостол Павел пришел в один город, житель которого прорицал? Все почитали его за пророка, потому что все, что он говорил народу, потом совершалось. Апостол подошел к нему, перекрестил и произнес: «Демон прорицательства, изыди!» И тот человек после этого стал нормальным. Это я когда-то в Библии прочитал. И только сейчас вспомнил. Теперь вот мучаюсь сомнениями: вдруг то, чем занимается Светляков, не от бога?

– Вы верите в бога? – удивилась Вера.

– Как сказать. Раньше допускал его существование. А теперь вот допускаю существование и других сил.

– А мне кажется, что это бог допускает существование всех нас, смотря что понимать под словом «бог».

– Не знаю, не знаю, я теперь уже ничего не знаю, – вздохнул в трубку адвокат. – Я прямо как философ Сократ, который сказал, что знает лишь то, что ничего не знает. Самое страшное – это отсутствие достоверной информации. Недостаток ее приводит к домыслам и к неправильным выводам. Но я же был свидетелем, под дверью подслушивал, говоря откровенно, когда уважаемый мною Ракитин – очень земной человек – прорицал! Но если вы хотели у меня что-то узнать о нем, повторю то, что сказал в самом начале нашего разговора: не имею понятия.

Разговор закончился – ненужный и пустой, из него Бережная поняла, что адвокат напуган; только чего он боялся, было не понять. Похоже, что это Алексей Иванович Светляков вызвал у него такой страх. Даже не сам Светляков, а его сеансы и то, что после них последовало. Она и сама чувствовала себя в некоторой растерянности, но страха у нее не было. Ее сознание переполняло недоумение, мысли путались, и собрать их в последовательную цепочку с логической связью не удавалось. Трудно представить, что человек, находящийся если не в коме, то в какой-то иной реальности, не узнающий никого, даже любимую жену, вдруг отвечает на вопросы, давая вместо конкретных ответов описание не произошедших на тот момент событий, которые все же случились в указанный Ракитиным час – случились, но к ним он не был и не мог быть причастен. Но ведь кто-то подготовил их, кто-то ведь придумал этот план и осуществил его – кто-то, хорошо знающий всех убитых, их привычки, пристрастия, кто-то, отследивший каждый шаг будущих жертв. А таким человеком мог быть только сам Николай Николаевич, который, если верить врачам, находится далеко от реальной действительности – где-то между землей и небом.

Вера ждала наступления вечера, ждала, когда даст о себе знать Рубцов, но тот не появлялся и не звонил.

Отделение приходило в себя после штурма. Газом уже не пахло, и слезы у персонала и больных просохли. Но все разговоры были только об атаке спецназа. Во многих палатах появились телевизоры – больным хотелось увидеть это еще раз. Репортаж повторяли по многим каналам, а потому все смотрели их и комментировали.

– …Во-во-во… Пошел газ! Вот это меня катят на каталке… Вон, глядите – сейчас Бэтмен пойдет… Вот… вот споткнулся… Вы видели? Это я ему костылем подножку подставил… Вон новая санитарка себе маску сделала… А сейчас покажется наш Петя…

После репортажей больные были счастливы, многие, к удивлению врачей, начали выздоравливать.

Иван Васильевич телевизор не смотрел, он продолжал работать над отобранным у него делом. Конечно, он не мог проводить очные ставки и опрашивать свидетелей, не мог выезжать на места преступлений и перелистывать папки, в которых были подшиты материалы допросов подозреваемых, но ничто не мешало ему работать с компьютером. Рита принесла ему свой планшетник, Евдокимов просматривал старые дела, которые он уже несколько лет втайне от руководства переводил в электронную форму и хранил этот немаленький архив в Интернете, на специально созданном профайле, который Иван Васильевич называл по старинке – «досье». Когда он работал, Рита старалась не мешать, но и оставлять его одного не хотела – сидела тихо и читала какую-нибудь книгу по медицине.