Не навреди. Истории о жизни, смерти и нейрохирургии - Генри Марш

Я взялся за инвалидную коляску и спешно покатил ее по коридору. Палатная медсестра с медицинской картой миссис Сигрэйв побежала за мной.

Было уже три часа, и анестезиолог выглядела заметно недовольной.

– Я все сделаю сам, – поспешил я успокоить ее. – От начала и до конца.

Майк явно расстроился: чуть раньше я пообещал ему, что буду ассистировать, а всю основную работу сделает он. Теперь же в роли ассистента предстояло выступить ему.

– Все выглядит довольно обычно. Операция будет простенькой, – добавил я, не рассчитывая, что Рейчел купится на эту ложь. Мало кто из анестезиологов верит тому, что говорят им хирурги.

Итак, в половине четвертого мы приступили.

* * *

С помощью болтов Майк зафиксировал голову пациентки на операционном столе и выбрил ее слева.

– Бывают такие операции, когда нельзя предугадать, как именно все пройдет, – шепнул я Майку, не желая, чтобы Рейчел услышала. – Она может до смерти истечь кровью. Опухоль может оказаться намертво приросшей к мозгу, и операция займет много часов, а после нее мозг будет похож на ужасное месиво и пациентка останется инвалидом. Либо же опухоль может выпрыгнуть сама и поскакать по операционной.

Вооружившись скальпелями, сверлами и клипсами, мы аккуратно вскрыли череп вдовы покойного выдающегося гинеколога. Минут через сорок мы разрезали мозговую оболочку небольшими ножницами, чтобы добраться до мозга и давящей на него менингиомы.

– Выглядит довольно многообещающе, – сказал Майк, достойно скрывая разочарование от того, что ему не довелось оперировать самостоятельно.

– Да, – согласился я. – Особо не кровоточит и выглядит так, словно удалится без проблем.

Я взял металлический вакуумный отсос и принялся за опухоль. Прибор издавал неприятный чмокающий звук, пока опухоль слой за слоем исчезала с поверхности мозга.

– Ух ты! – воскликнул Майк.

Через несколько минут я радостно крикнул Рейчел:

– Сорок минут на то, чтобы вскрыть череп. Десять минут на то, чтобы удалить опухоль. К тому же мы все убрали, и мозг выглядит идеально!

– Замечательно, – ответила она, хотя едва ли простила меня.

Я оставил Майка зашивать голову пациентки, а сам уселся в углу, чтобы написать отчет об операции. Еще сорок минут ушло на то, чтобы довести операцию до конца, и ровно в пять вечера миссис Сигрэйв увезли в отделение интенсивной терапии.

Мы с Майком покинули операционную и отправились на обход. Помимо двух только что прооперированных пациентов, в отделении лежало еще несколько больных, восстанавливающихся после незначительных операций на позвоночнике, проведенных за два дня до того, так что обход не отнял у нас много времени, и мы пошли в реанимацию. Осмотр пациентов после проведения последней операции, проверка того, что они, как говорят врачи, «в сознании, полностью ориентированы, ШКГ[2]– 15 баллов», является важной составляющей рабочего дня любого нейрохирурга.

Миссис Сигрэйв полусидела, окруженная капельницами, шприцевыми насосами и мерцающими мониторами. Сложно поверить, что при таком количестве современной аппаратуры что-нибудь может пойти не так, но единственное, что по-настоящему важно, – это будить пациентов каждые пятнадцать минут, чтобы убедиться, что их реакции в норме и они не погружаются в кому, вызванную послеоперационным кровотечением. Медсестра очищала волосы женщины от крови и костной пыли. Я заканчивал операцию в спешке и напрочь забыл вымыть и высушить волосы миссис Сигрэйв феном, хотя обычно делаю это для пациенток.

– Все прошло идеально, – сказал я, слегка наклонившись к миссис Сигрэйв.

Она взяла меня за руку, крепко ее сжала и ответила:

– Спасибо. – Голос женщины немного охрип из-за трубки для анестезии.

– Удалили все без остатка, и опухоль, без сомнения, была доброкачественной.

Я отвернулся, чтобы осмотреть мужчину с тригеминальной невралгией, который лежал на соседней койке. Он спал, и я мягко потряс его за плечо. Он открыл глаза и слегка расфокусированно взглянул на меня.

– Как ваше лицо?

Он осторожно дотронулся до щеки. Раньше это действие неизменно вызывало у него невыносимую боль.

Затем, явно удивившись, мужчина с усилием надавил на щеку.

– Она исчезла, – сказал он с восторгом и счастливо улыбнулся. – Это чудесно!

– Операция прошла хорошо, – заверил я его. – Однозначно все дело было в артерии, давящей на нерв. Можете считать, что вы исцелились.

Я не видел необходимости в том, чтобы рассказывать ему об ужасном кровотечении.

* * *

Я спустился в свой кабинет, чтобы посмотреть, не осталось ли бумаг, с которыми нужно разобраться, однако на этот раз Гейл выгребла все подчистую. Денек выдался неплохой. Я не потерял хладнокровия. Я справился со всеми операциями. Патология оказалась доброкачественной. Мне удалось отменить две операции в самом начале дня, и пациенткам не пришлось попусту ждать до вечера. С прооперированными пациентами все было в порядке. Чего еще желать хирургу?

Покидая больницу, я встретил Энтони, шедшего на ночное дежурство. Я поинтересовался у него судьбой пожилой женщины с хронической субдуральной гематомой, которая хотела умереть.

– Думаю, ее прооперировали, – сказал он и направился к палатам, а я окунулся в сумрак ночи. Дочь миссис Сигрэйв курила напротив входа в больницу около ограды, к которой я пристегнул велосипед.

– Как все прошло? – спросила она, заметив меня.

– Идеально. Возможно, первые несколько дней она будет немного рассеянной, но, думаю, быстро пойдет на поправку.

– Хорошо сработано! – похвалила она.

Я объяснил, что в основном все зависело от воли случая, но она вряд ли поверила мне – да и никто не верит, если операция проходит успешно.

– Извините, что я накричала на одного из ваших ординаторов вчера… – начала она.

– Забудьте, – весело ответил я. – Мне однажды тоже довелось побывать в шкуре обозленного родственника.

доброкачественная опухоль сосудистых сплетений желудочков головного мозга, производящих спинномозговую жидкость

Тридцать лет назад в любой британской больнице имелся бар для младшего врачебного персонала, в котором можно было пропустить стаканчик после долгого рабочего дня, либо же – при наличии свободного времени – скоротать ночное дежурство за выпивкой, сигаретами и игровыми автоматами, стоявшими в углу комнаты.

Я получил диплом врача всего четыре месяца назад и теперь работал интерном в отделении гинекологии. До памятной операции, убедившей меня стать нейрохирургом, оставалось полтора года. Однажды вечером я стоял у барной стойки, потягивая пиво и болтая с коллегами: мы обсуждали пациентов и их болезни в той слегка самодовольной манере, что столь присуща молодым врачам, беседующим между собой. Пожалуй, я также испытывал некоторую вину за то, что не спешил вернуться домой к своей жене Хилари и нашему трехмесячному сыну Уильяму. Внезапно на мой пейджер пришло сообщение от внешнего абонента. Я добрался до ближайшего телефона и услышал от Хилари, в чьем голосе звучало отчаяние, что нашего сына в тяжелом состоянии положили в местную больницу – с его мозгом было что-то не так.